Почти месяц таких посиделок свалил его – и две недели он лежал пластом, воя от адской боли. Еще две пытался встать, а когда сумел – поехал на могилу к дочери. Впервые за два года. Хотел многое сказать, но не проронил ни слова. Только положил букет у памятника: свои черные розы рядом с белыми лилиями брата…
…Сигналы машин встряхивают. Марк смотрит на светофор: зеленый. Крис трогается с места, а на следующем перекрестке поворачивает. Еще квартал – и они на месте. Паркуются у кафе. Марк открывает дверцу. Ветер швыряет горсть дождя в лицо. Марк морщится. Непривычно ощущать так остро. Отирает изуродованную щеку. Сегодня он снова без маски. После той ночи, когда Алиса сняла ее, – Марк так и не смог надеть ее.
Он обходит машину, через пешеходный переход. Ненадолго останавливается, подставляет лицо колючему дождю, набираясь смелости.
И тут дикий вопль рвет барабанные перепонки:
– Марк!
Он опускает голову слишком медленно, потому что в тот момент, как его взгляд сталкивается с синими глазами, полными страха, сильные руки сшибают его с ног. Он падает на землю, а рядом на спину опрокидывается белокурая девушка в изумрудном платье.
– Алиса! – срывается с губ прежде понимания, что произошло.
Кто-то кричит рядом. Какой-то незнакомец оказывается между ним и Алисой. А Марк ни черта не понимает и не видит. С трудом он встает на колени, отталкивает мужика.
– Марк, нельзя, – его пытаются остановить, но он сбрасывает руку.
– Крис, я взял его, – слышит за спиной, но Марк видит ее.
И все звуки исчезают в один момент. Весь мир исчезает, кроме нее, лежащей в грязной луже в тоненьком платье. Ее глаза закрыты, а лицо выбелилось как будто. Она не должна так лежать. Это неправильно. Нужно забрать ее отсюда. Она же замерзнет.
– Алиса, – зовет он, подхватывая на руки, прижимая к себе. Пальцам становится горячо. Марк смотрит на них. Они в крови. А Алиса не отзывается, не реагирует на его слова. Безвольная кукла. Нет, нет, нет! Он трясет ее, повторяя лихорадочно ее имя.
– Марк, давай в машину, – кто-то отвлекает, мешает ему поговорить с Алисой, дозваться ее. И ледяной ветер швыряет в лицо дождь, вышибает дыхание. – Ей в больницу нужно, слышишь?
Он кивает. В больницу – это хорошо. В больницу – значит, жива. Он прикладывает непослушные пальцы к тонкой шее, туда, где слабо, на грани фола, бьется пульс.
Прикрытый с двух сторон широкими спинами, усаживается на заднее сиденье. Прижимает Алису к себе, закутав в собственное пальто и повторяя про себя проклятия, которые приходят на ум. Немало, надо сказать. А Крис гонит, как бешеный. На такой скорости и по таким улочкам, о существовании которых Марк и не подозревал раньше. А она медленно умирала. Марк позвоночником чувствует, как эта самая гребаная жизнь оставляет ее безвольное тело. Лицо сереет, кожа холодеет.
Собственное бессилие бесит. И он ничего не может сделать, чтобы спасти. Чтобы хоть ненадолго задержать в ее теле жизнь. Пока не доедут до больницы. А там врачи, они помогут. Должны.
В приемном Марк, не церемонясь, расталкивает всех, кто попадается на пути. Орет. Зовет врача, которого Крис приволакивает едва ли не за шиворот. Тот оценивает ситуацию мгновенно. Алису кладут на каталку и увозят. И остается лишь ожидание. Мучительное, выворачивающее наизнанку.
Марк меряет шагами коридор, не находя себе места. А время неумолимо ускользает, секунда за секундой воруя надежду. Крис приносит кофе. Марк не хочет кофе, но пьет.
– Кто? – спрашивает у Криса, когда тот заканчивает говорить по телефону. Тот хмурится.
– Антон.
– Живой?
– В полиции показания дает. Плаха успел.
А у Марка злость покалывает пальцы. Какой же он дурак, что отпустил этого урода тогда. Испугался, что Алису потеряет. А теперь действительно может потерять. И отчаяние душит, выламывает ребра, выжигает внутренности. И дышать невозможно, но Марк судорожно вдыхает. Через обжигающую боль и неукротимую ярость. Заставляет себя жить и верить, что она справится, потому что не может его бросить.
– А Лиля? – спрашивает только потому, что задохнется в молчании.
– Ее ищут, – отвечает Крис мрачно. – Я найду ее, слышишь?
Марк кивает и снова уходит. Ждет. А время беспощадно: тянется медленно, скручивается тугим узлом в груди, растекается короткими шагами по коридору. И оно не хочет давать ответ…
И когда появляется хирург, Марк уже обессилел от ожидания. Смотрит устало.
– Вы кто? – спрашивает врач.
– Муж, – и голос хрипнет. – Что?
– Вы же понимаете, что я должен сообщить об этом, – в его голосе решимость, а в глазах нечто похожее на сожаление. И это чувство обрывает сердце, больно бьющее в ребра.
– Как она? Не молчите! Я прошу!
– Ваша жена жива, – поспешно отвечает врач. – Есть, конечно, угроза выкидыша, поэтому…
Жива. Облегчение разжимает тиски отчаяния, пульсом стучит в висках. И Марк не сразу вникает в суть последней фразы.
– Что? Я не понял. Какого выкидыша?
Но врач ничему не удивляется.
– Ваша жена беременна, но плод не пострадал. Сейчас все в норме.
– Но вы же сказали – есть угроза?
Кивок.
– Это естественно после такого потрясения. Мы понаблюдаем вашу жену здесь, а когда ее состояние стабилизируется, переведем в гинекологию.
– Сколько? – Марк задерживает врача. Беременна. Этого просто не может быть. Это… Тот оборачивается, смотрит вопросительно. – Срок какой?
– Восемь-девять недель, но точнее скажет гинеколог.
Слова ударом под дых. Марк сжимает кулаки. Она уходила от него уже беременная. От мысли, что могло с ней случиться за это время, и что в итоге случилось страшное, и она едва не потеряла его ребенка, – Марк приходит в ярость. А от понимания, что она не могла не знать и пожертвовала его ребенком ради него, едва не убила, как…
– Нет, – выдыхает с хрипом. Он не может думать об этом. Алиса не Лиля. Она не могла так поступить. Не могла.
– Мне нужно к ней, – говорит, когда врач уже уходит. Крис хлопает по плечу и исчезает. А возвращается с халатом и бахилами.
В реанимации до ужаса тихо, даже пиканье аппаратов странным образом вписывается в эту удручающую тишину.
Марк заходит тихо и прикрывает за собой дверь. Врач сказал, что она еще не отошла от наркоза и что операция была сложная. На грани. И эта грань отчетливо пролегла на ее бледном, с синевой, лице. В сердце больно кольнуло, коротко, но остро и ощутимо. Так, что в глазах на мгновение заплясали радужные круги.
Вдох-выдох. И Марк садится на неудобный стул и ждет. Сейчас главное, чтобы Алиса пришла в себя. А он подождет сколько нужно. Врач сказал, что опасность уже миновала. Вот только внутри все равно осталось поганое давящее чувство, не дающее нормально дышать.
