Второй доктор был намного моложе и верил в «лечение беседой». Он сказал Не-Трисс, что поможет ей победить ее тайных «чудовищ». «Иногда у вас есть чудовища, которые вас пугают, и вы делаете вид, что их нет, и не смотрите на них. Но удивительное дело: если вы посмотрите на своих чудовищ, они исчезнут, и вы будете в безопасности». У доктора были ясные серьезные глаза человека, который в жизни не видел ни единого монстра.
Третий доктор оказался медсестрой — крупной шумной женщиной с голосом, который мог бы заглушить сирену.
— Свежий воздух! — провозгласила она так громко, что ее, наверное, услышали даже в Дании. — Мы ставим кровати во дворе, поэтому пациенты все время находятся на свежем воздухе. И видят море. Вам это нравится, не так ли?
Каждый раз колючая отчужденность и неподвижность Не-Трисс заполняли комнату и высасывали уверенность из голосов докторов. Уходя от каждого из них, Не-Трисс вцеплялась в руку отца и прятала лицо в его пальто.
— Я не хочу идти сюда, мне тут не нравится! Мне сюда не надо. Я хочу домой!
Она понимала, что ноет, словно шестилетний ребенок, но ничего не могла с собой поделать. Каждая потраченная секунда была драгоценной песчинкой, утекающей из часов ее жизни. Покинув женщину, ратовавшую за свежий воздух, они выехали из Уэнвика и оказались на узкой прибрежной дороге. Настроение Не-Трисс улучшилось, когда она заметила указатель на Элчестер, показывавший девятнадцать миль, и снова упало, когда они поехали в другом направлении.
— Почему мы не едем домой? — встревоженно воскликнула она.
— Мы остановимся в маленьком коттедже на берегу, только на одну ночь, — быстро ответила мать. Ее глаза блестели, и Не-Трисс подумала, что она взяла с собой свой тоник. — Считай это маленькими каникулами — вместо тех, что закончились раньше. Мы подумали, что перемены и морской воздух пойдут тебе на пользу.
— Я вам не верю! — Паника, с которой весь день сражалась Не-Трисс, вырвалась наружу. — Это обман! Вы хотите отвезти меня в больницу и там оставить!
— Трисс! — Измученный голос отца заставил ее умолкнуть. — Это просто коттедж, который нам рекомендовали. Он… тихий. Мирный. Никаких докторов, я обещаю.
Он говорил так утомленно, как будто много миль нес тяжелую ношу и только сейчас понял, что впереди подъем в гору. Не-Трисс почувствовала болезненный приступ жалости, смешанный с замешательством.
— А… а завтра мы поедем домой? — прошептала она.
Возникла пауза, пока отец миновал узкий крутой поворот.
— Да. Завтра первым делом.
Изгибающаяся дорожка вела сквозь березовую рощицу, черные пятна на белых стволах деревьев казались незажившими ранами. В лесу сильно пахло гнилью и иссохшим мхом. В конце спуска под защитой маленького утеса, словно прячась от дождя, стоял дом из серого камня. От него уходила вниз дорожка к пляжу, где море лизало редкие камни, погружая все вокруг в глубокое спокойствие.
ГЛАВА 18
ЯИЧНЫЕ СКОРЛУПКИ
Когда Не-Трисс вышла из машины, ее поразил холодный ветер, дующий с пляжа, и влажный соленый запах водорослей и мокрой земли, затапливаемой приливом. Словно уже наступила глубокая осень. Свет угасал, солнце то и дело пряталось за тучами, простирая тусклые белые крылья над горизонтом. Потом дверь коттеджа неожиданно открылась, и в дверном проеме загорелся приветливый оранжевый свет. Там стояла, держа в руках масляную лампу, молодая женщина с взъерошенными волосами.
— Мистер и миссис Кресчент? — Было очень странно услышать такой дружелюбный голос на фоне этого серого пейзажа. — Мне показалось, я услышала звук подъезжающей машины. И я только что поставила чайник. Входите!
Пока отец доставал багаж, Не-Трисс с матерью юркнули в ярко освещенную дверь и остановились, роняя капли на пол, в маленькой прихожей. Теперь, когда встречавшая их оказалась совсем близко, Не-Трисс увидела, что она моложе, чем ей показалось, — по всей вероятности, не старше шестнадцати лет.
— Я Дот, — объявила девушка с масляной лампой, как будто это все объясняло. У нее было худое, полное жизни лицо с большими темными глазами и острым подбородком. — Проходите, я разожгла камин.
Она провела их в маленькую гостиную с выцветшими занавесками и стенами, обитыми темными деревянными панелями. Здесь находился низкий исцарапанный стол и пять больших продавленных парчовых кресел, пропахших собаками.
— Давайте вашу верхнюю одежду, я повешу ее сушиться.
На Дот было простое практичное голубое платье, поверх которого был накинут передник, — вместо обычной униформы, которую носят слуги. Ее обращение было на удивление дружелюбным, и это привело Не-Трисс в замешательство. Она вела себя слишком вольно для горничной, но у нее был сильный элширский акцент и огрубевшие от частого мытья полов руки. Не-Трисс ожидала, что ее мать примет надменный вид и будет отвечать отрывисто и неодобрительно, чтобы поставить девушку на место. Но мать лишь тихо пробормотала что-то в знак согласия, протянула пальто и позволила проводить ее к креслу.
Комнату заливали свет камина и нескольких маленьких свечей и ламп, расставленных вдоль каминной полки и на столе. Осмотревшись, Не-Трисс обнаружила, что не видит газового освещения.
— А где газовые лампы?
— О, в доме нет газа, — жизнерадостно сказала Дот. — Не стоит своих затрат — пришлось бы проводить трубы по холму только ради этого места. Но в большинстве комнат хорошие камины и изрядный запас свечей.
К тому времени как отец занес все чемоданы в дом, Не-Трисс и мать сидели и пили горячее какао, наблюдая, как сушатся их пальто.
— Только посмотрите! Дождь унимается. Вот так всегда. Он прекращается, стоит кому-нибудь войти в дом… — Дот продолжала свою легкую и веселую болтовню, и Не-Трисс поймала себя на том, что глубоко ей благодарна за это. Слова Дот перекидывали мост за мостом над зияющей пропастью вязкого молчания.
— Думаю, вы хотите взглянуть на свои комнаты?
Лестница была темной и узкой, в середине ступенек за сотни лет ноги протерли впадины. Двери в спальни были низкими и разными по размеру, и отцу пришлось нагнуться, чтобы войти.
— Сэр, мэм, это ваша спальня. Под застрехой живет семья ласточек, и их утренний щебет может испугать поутру, но, если вы закроете ставни, вы их не услышите. Вот эта комнатка ваша, мисс. Из окна вы можете увидеть остров Уэллвезер.
Маленькая комната Не-Трисс с низкими потолками и деревянными панелями отчасти успокаивала, отчасти внушала клаустрофобию. Единственный свет давала масляная лампа на столе.
— Я оставлю вас устраиваться. Если вам что-нибудь потребуется, я на кухне готовлю ужин.
При слове «ужин» Не-Трисс почувствовала, как в ней зашевелился ужасный голод — словно просыпался гигантский мастиф. Оставшись в уединении своей комнаты, Не-Трисс подождала несколько секунд, прислушиваясь к скрипам — ее родители спускались по лестнице. Только когда эти звуки утихли, она открыла чемоданчик и вывалила его содержимое на кровать. Схватила и проглотила вышитый носовой платок, стопку открыток и пару перчаток, потом прислонилась к стене, пытаясь собраться с мыслями.
