Но в России и ближних окраинах вот уж 45 лет на всякий чих говорят «Стреляли», михалковскому директору Верещагину раз в полчаса советуют уходить с баркаса, а нехороших людей зовут Джавдетами. И 45 лет, как Сухов, не могут, да, если честно, и не хотят выбраться из этой заколдованной пустыни.
Вопросы есть? Вопросов нет.
«Инспектор уголовного розыска»
1971, к/ст. им. Довженко. Реж. Суламифь Цыбульник. В ролях Юрий Соломин (майор Головко), Евгения Ветлова (манекенщица Зоя), Владимир Заманский («Крот»), Михаил Водяной (фальшивомонетчик Сосин). Прокат 40,9 млн человек.
В 60-е из кино ушла большая уголовщина. После гулевых, поистине гангстерских 50-х, после «Ночного патруля» и «Следов на снегу», «Дела „пестрых“» и «Дела № 306», гонок с ревом по мокрому блестящему асфальту и рукопашных нож на самбо по колено в речке, после цыганок с картами, орудовцев со свистком, аптечных связных и TT под подушкой в стране настал гражданский мир, а дяди Степы пошли работать светофорами. Курились еще кое-где пережитки, следователи работали по кассационным жалобам невиновных («Человек, который сомневается»), нарсуды лузгали распоясавшихся хулиганов-указников («Обвиняются в убийстве»), йес-йес-ОБХС засылал Збруева в черное логово подпольных миллионеров («Два билета на дневной сеанс»); шпионов было полно — отчего-то в 60-х шпионы навалились на Россию-матушку и Грузию-подруженьку всей отщепенскою ватагой, — но «тяжелый» криминал с «малиновым» угаром, блатным юродством, покусыванием спичек и сопротивлением при аресте практически сошел на нет. Граждане мазурики измельчали до уровня Вицина-Никулина-Моргунова, а брали их за хвост участковые Анискин и Сережкин. В бандита не верили. Он был, а в него — не верили.
Вслед за мифологией пыльных шлемов, алых парусов, ученья-света и религии-опиума воскресла теория происхождения криминала из гнилой среды — и кино 60-х кинулось перевоспитывать заблудших, начиная с Катюши Масловой («Воскресение», 1961) и заканчивая резидентом Тульевым («Ошибка резидента», 1969). В 66-м социальный рай увенчался фильмом «Последний жулик», в котором освободившийся вор обнаруживал, что коммунизм уже наступил, денег нет, красть нечего и хочешь не хочешь придется честно трудиться. Солнечное шестидесятническое сознание не могло вместить, что на свете есть люди, которых следует просто давить, давить, как клопов. Человек в форме, делом которого и было давить, исчезал с экранов с той же скоростью, что и из жизни, в которой Хрущев во имя все того же коммунизма сдавал правоохрану бригадмилам и нардружинникам. Немудрено, что основная масса режиссеров-приключенцев занялась шпионами, а самым захватывающим ментовским боевиком стал «Ко мне, Мухтар!» (отсюда и бешеный успех телеспектакля «Следствие ведут знатоки», который первоначально вышел в единственном экземпляре, но потонул в народной любви и стал самой длинной советской франшизой).
Дошло до того, что слова «уголовный розыск» в названии автоматически обеспечивали картине минимум 25 миллионов зрителей. Фильмы Суламифи Цыбульник «Инспектор уголовного розыска» (1971) и «Будни уголовного розыска» (1973) собрали 40 и 27 миллионов соответственно, а «По данным уголовного розыска» Валерия Михайловского (1980) — еще 27. То, что счастливая идея неомилицейского фильма пришла в голову режиссерше студии Довженко, определило его колер: в 70-е советское кино перешло на цветную пленку, за исключением национальных киностудий, где на цвет просто не хватало денег (как и в сплошь черно-белых братских кинематографиях Восточной Европы). В цвете снимали дедушку Ковпака и бунт узбекской женщины против паранджи — первому же советскому суперкопу нового поколения, майору Головко в светлом болоньевом плаще вроде тех, что в оны же годы начали носить бархатные инспектора Алена Делона, было навеки суждено остаться черно-белым.
Головко в брутальном исполнении Юрия Соломина был детективом новой формации. Не напяливал чуть что форму, не пододвигал сигареты на допросе, не искал подходцев к подозреваемым и не долдонил, что «факты — упрямая вещь». Носил тот самый плащ руки-в-карманах, жестко, отнюдь не по-отечески командовал своими операми, был лично известен половине городской шантрапы и даже катался на чертовом колесе с блондинкой-манекенщицей Зоей Ткачук. Майор угрозыска без верной жены и двух насупленных близнецов с гантелями — это было новое слово в криминалистике. Как и то, что в номере фальшивомонетчика он накрывал проститутку-единоличницу, при аресте рецидивиста Цыгана изымал шприцы и поддельные паспорта, а бандиты после сберкассы добивали своих раненых, чтобы не достались врачам. Сказать, что Украина скрывала и замалчивала социальные язвы, — нельзя такого сказать.
Но даже такой гусарский, делоновский детектив, как майор Головко, не мог увильнуть от первейшей обязанности советских майоров — перевоспитывать оступившихся. Сберкассу вместе со всеми брал шофер Сева Гриневич — и был тот Сева не до конца потерянным человеком. «У нас еще есть возможность помочь парню, — кипятился майор, — удержать от более тяжкого преступления!» Вообще-то за вооруженным налетом с убийством дежурного сержанта по тяжести сразу следует групповое людоедство с особым цинизмом — однако прозорливый майор, углядевший в Севе человечинку, удержал его от неверного шага. Гриневич написал майору письмо с поздравлениями на Новый год и благодарностью за посадку. Майор, в кожаной куртке постового старшины захвативший двух главных бандюг — нож на самбо, по колено в речке, — сиял: не прервалась традиция советского детектива. В год, когда в Америке вслед за «Французским связным» вошел в моду «грязный» полицейский фильм, стерильный «Инспектор» занял 46-е место в общесоветской табели о прокате, да и ныне пребывает в сотне самых кассовых картин бывшего СССР.
Цыбульник будто сглазила. Два года спустя по стране прогремело дело ростовских «фантомасов» братьев Толстопятовых, косивших из автоматов людей в сберкассах Ростова и Новочеркасска. Приговорив братьев к высшей мере, от фильма на яркую тему благоразумно отказались: не о чем было снимать фильм. После пяти лет налетов, трупов инкассаторов и тысяч похищенных рублей шайку задержал не розыск, а патрульный сержант, услыхавший пальбу, — к тому же с отчаянной перестрелкой в центре миллионного города. И добивать раненых бандитам не пришлось: напуганный пистолетом врач не только не сообщил о пулевом ранении, но и лечил одного из группы в течение двух месяцев. Жизнь в который раз оказалась паскудней кино — однако скрыть бандитизм 70-х было уже невозможно. Вслед за «Инспектором уголовного розыска» на экраны вернулся жанр жесткого милицейского боевика.
«Молодые»
1971, «Мосфильм». Реж. Николай Москаленко. В ролях Евгений Киндинов (Алексей Николаев), Любовь Нефедова (Женя), Михаил Кокшенов (Трифон Будорагин), Алексей Глазырин (папа-генерал), Алла Ларионова (мама-генеральша). Прокат 39,1 млн человек.
Хрущевская Россия была едина. Общие фильмы, почти общие книги, близкие темы и выставки, одинаково некачественный родной ширпотреб, последнее уважение к образованным. Массовый прием провинциалов в вузы и строгое распределение по городам, а больше по весям, обеспечивали взаимопереток и смешение крови, сбывшуюся утопию плавильного котла. Семидесятые вернули все на исходную. Введение обязательной десятилетки и ужесточение стандартов средней школы в городах практически закрыли провинциалам дорогу к высшему образованию, а недорогие специалисты требовались и на месте учебы: рассылка в тьмутаракань прекратилась, встречные потоки использовались лишь на черных работах. Началась эра лимиты, вконец рассорившая хутора с мегаполисами.
