– Как же вы меня так умело ввели в заблуждение, господа красноармейцы!
– Зато не убили, – сказал Иван. – А надо бы. Сколько вы душ губите.
– Так это дело такое. Их победитель считать будет. Он и мнение вынесет.
– Сейчас победители мы. И шкуру с тебя живого спустим, как вы делаете. Если говорить не начнешь.
Поломавшись для порядка, пленный выдал все, что знал:
– Голуб в схроне все время, не выходит без особой надобности. Там же его жена Антонина. И человек десять хлопцев – это охрана, краевой аппарат и экзекуторы. Но они там недолго останутся.
– Что так?
– Голубу зимний бункер приготовили. В другом районе. Где – не знаю. Кто с ним еще? Не знаю – меня туда не пускают.
По рации Иван сообщил обстановку, дал отмашку. И сводный полк внутренних войск начал выдвижение.
Войска подтянулись уже ночью. Перекрыли горные тропы, оцепили лесные массивы.
Расчет на неожиданность не оправдался. Когда Иван, Адвокат и бойцы НКВД приближались к горе с пещерой-схроном, по ним ударила длинная пулеметная очередь. Иван привычно распластался на земле, дернув за руку растерявшегося Адвоката.
– Не зевай, юрист! Так и голову потерять недолго.
Командующий подразделением майор ВВ закричал:
– Граждане бандиты! Предлагаю сдаться! Гарантирую справедливое обращение!
Повторил это на украинском – коверкая слова.
– Сам сдавайся! У нас патронов хватит! – прокричали со стороны схрона.
У Ивана была задача попытаться взять бандитов живыми. Потому он затеял переговоры. Обещал жизнь. Намекал на варианты сотрудничества. Призывал подумать о будущем Украины, которую отстраивать всем вместе.
В ответ площадная ругань, обещания прийти в Москву и там всех краснопузых перевешать – немец теперь друг, он поможет. Женский крик – тоже что-то истеричное и невнятное. Потом внутри горы ухнул взрыв… И опять – брань, крики.
На рассвете в бункере послышались выстрелы. Потом донесся совершенно спокойный усталый голос:
– Сдаюсь! Я один!
– Где остальные? – крикнул Иван.
– Я их убил!
Иван знал, что, по инструкции ОУН, окруженные бандеровцы, не видя иного выхода, должны самоликвидироваться. Старший убивает всех и кончает жизнь самоубийством. Похоже, приказ выполнен наполовину.
– Выходи! Руки держи вверх. Не делай резких движений, – инструктировал Иван. – Если гранату решил рвануть вместе с нами – не получится!
– Я что, дурак, что ли?
Из схрона появился долговязый мужчина лет тридцати в длинном пальто, галифе и сапогах сорок пятого размера. Длинные волосы развевались по ветру. Лицо было по-лошадиному удлиненное, а глаза злые, но покорные.
– Я Вялый. Охранник проводника, – пояснил он, когда бойцы обыскали его, связали руки за спиной и представили перед очами Ивана.
Сотрудники НКВД осторожно прошли в схрон, капитально сделанный в скале, – немцы постарались. Бетон, система вентиляции, даже колодец. Три просторных помещения, где были лежаки, деревянные ящики с оружием и боеприпасами, множество картонных коробок. Достаточно просторно – могло разместиться человек тридцать.
На полу семь трупов – все мужчины. А кто же тогда верещал скандальным женским голосом? И ни Голуба, ни Дантиста.
– Где остальные? – спросил Иван.
– Мы… – Вялый замялся. – Мы Голуба замуровали. С женой и Скалой – техническим референтом краевой Безпеки. Там тоннель специальный. И отдельный выход наверх, сейчас заваленный. Левко, комендант охраны провода, получил приказ – после того как Голуба замуруют, пещеру подорвать вместе с нами. И концы в воду. Точнее, в скалы.
– Зачем?
– Голуб надеялся, вы, увидев, что все погибли, уйдете. А он раскопается. И вы с носом. – Вялый безумно захохотал. – Левко дурак! Ему что скажут, он и рад. Уже хотел подорвать, ну тут я его… Из автомата. Помирать-то так вот, не по-человечески, под землей, как пес безродный, кому охота? Вот он.
Бандит показал на кряжистого, широкоплечего пожилого мужчину, лежащего лицом вниз. Входное отверстие пули было в спине.
– Где бункер? – спросил Иван.
– Да вон он.
Сапер приладил взрывчатку. Рвануло так, что Иван побоялся обрушений. Но пещера выдержала. В дальнем конце зала открылся тоннель.
– Выходить с поднятыми руками! – заорал в черный зев тоннеля Иван, держась так, чтобы его не задела шальная пуля.
Раздался выстрел.
Бойцы НКВД подождали. Бросили в туннель гранату и ворвались туда, светя фонарями. Лучи плясали по тоннелю, вырывая из темноты безжизненные тела.
Взрывом убило Голуба и его жену. Скала застрелился сам – это был его выстрел.
Трупы вытащили наверх и разложили. Пленный бандит тыкал пальцем и говорил:
– Голуб. Жена. Скала. А это Микола, технический референт краевого провода по организационным вопросам, он в СС поручиком служил.
Около пещеры бойцы раскладывали добычу. Немецкая радиостанция, два радиоприемника, пишущие машинки, три пулемета, шесть автоматов, две винтовки, пистолеты, печати и штампы советских учреждений, в том числе милиции Киева и воинских частей. Несколько десятков советских орденов и медалей, партийных и комсомольских билетов, больше двух сотен красноармейских книжек, сотня советских паспортов. Это взято с тел убитых красноармейцев, замученных граждан, истерзанных коммунистов. Ящиками – националистические брошюры, листовки, приказы по Карпатскому проводу и Центральному проводу ОУН.
– Где Дантист? – спросил Иван пленного.
– Кто?
– Из центральной СБ.
– Важная шишка, – прищелкнул языком пленный. – Был тут один.
Он описал внешность гостя достаточно подробно. Похоже, это и был Дантист.
– Пришел один, – пояснил пленный. – Хлопцев своих в Лютецких хуторах оставил. Пробыл у нас несколько дней.
– Когда ушел?
– Так вчера утром и ушел. Он тут не первый раз. Его хлопцы у нас обмундирование советское забрали.
– Зачем?
– Так разве они ж скажут! Селян, наверное, Красной армией пугать…
Глава 45
Дантист ушел с базы Голуба ровно за день до ее разгрома НКВД. И поставил свечу в сельском храме за свое очередное спасение.
Выпал первый снег и устлал леса, добавив повстанцам множество проблем. Предательский снег – он может засыпать твои следы, но ведь готов и сохранить их для группы преследования. Холод, заготовка дров, иссякающие запасы продуктов – тысячи вопросов для лесной зимующей армии, некоторые из которых вообще не решаемы. И еще зимой легче искать схроны. Дымок над ними вьется, вибрирует теплый воздух – отрада для опытного чекистского взора.
