Настроения калмыцкого населения в связи с выборами были схожими. Часть калмыков не верила, что им будет предоставлено право избирать и быть избранными. Единственная надежда на возможность избрания калмыка по национальности возлагалась на генерал-полковника О. И. Городовикова, хотя были сомнения, даже при условии выдвижения его кандидатуры, что «разрешат ли… калмыкам, голосовать за него»
[1490]. Однако О. И. Городовиков, который был депутатом Совета национальностей Верховного Совета СССР 1-го созыва (1938–1945), в 1946 г. вновь кандидатом в депутаты выдвинут не был
[1491].
Значительная часть спецпоселенцев-калмыков болезненно переживала тот факт, что среди выставленных депутатов не было представителей их народа. Некоторые калмыки проявляли ненависть к кандидатам — русским по национальности, высказывали антисоветские настроения, не желали «голосовать за старых вождей», выражали пожелания, чтобы «[И. В.] Сталина и его помощников не выбрали в Верховный Совет СССР» и вообще отстранили от руководства страной. Как и прежде, зрели надежды на помощь со стороны «западных демократий» и Монголии
[1492].
В то же время отмечались и положительные настроения. Некоторые калмыки говорили: «Напрасно отдельные калмыки обижаются на переселение. Нам здесь живется неплохо… Мы участвуем в выборах, значит, советская власть не забывает и нас». Другие положительно оценивали тот факт, что калмыки не были лишены избирательных прав и участвовали в предвыборной агитации «наравне с русскими». В различных формах обсуждались идеи о неизбежном восстановлении автономных республик немцев и калмыков, так как в Конституции РСФСР Калмыцкая АССР и АССР Немцев Поволжья продолжали значиться как регионы, входящие в состав РСФСР. Некоторые калмыки выражали желание голосовать с условием, чтобы «после выборов вышел закон — ехать домой»
[1493].
В дни выборной кампании среди участников группы было принято решение направить новые письма в адрес советского руководства: Д. Г. Гахаев вызвался написать письмо Г. М. Маленкову
[1494], группа в составе Д. Л.-Г. Андраева, Д. Г. Гахаева и Ц. К. Корсункиева — И. В. Сталину. Они собрали материалы об историческом прошлом калмыцкого народа, участии Калмыцкой АССР и калмыков в Великой Отечественной войне, трагическом положении калмыков на спецпоселении. Каждый из авторов подготовил свой раздел письма. По словам Д. Л.-Г. Андраева, поскольку он был «на разъездной работе, встречался в районах с земляками», то «располагал конкретными фактами с мест поселения». Общий текст из подготовленных материалов составил Ц. К. Корсункиев, затем все авторы письма отредактировали и подготовили окончательный вариант письма. В письме говорилось, что «перед Советской страной и всеми ее народами человеческая, гражданская совесть подавляющего большинства калмыков осталась чистой», «предателями могут быть единицы и десятки людей, они были среди многих народов», «но никогда не будет предателем целый народ». Авторы письма пытались убедить И. В. Сталина, что выселение калмыков из родных мест было трагической ошибкой, которая имела тяжелые и непоправимые последствия для судьбы народа, и что «калмыки должны быть возвращены на свои родные земли, национально объединены, политически реабилитированы, экономически и культурно возрождены». Письмо было отправлено И. В. Сталину в конце апреля 1946 г.
[1495]
На этот раз органы НКВД приняли меры по пресечению возобновившейся деятельности инициативной группы более спешным порядком. В конце мая 1946 г. в Барабинск приехал начальник отдела спецпоселений УНКВД по Новосибирской области генерал-лейтенант Г. С. Жуков. Участников группы вызвали в комендатуру города. Д. Л.-Г. Андраев, который был приглашен на «беседу» первым, вспоминает: «В кабинете, кроме [Г. С.] Жукова, находился человек в форменной гимнастерке, приталенной офицерским поясным ремнем, но без знаков различия. Каменная молчаливость и пристальное внимание его к разговору означали, что он — крупная „птица“ из органов госбезопасности. С первых минут стало ясно, что содержание наших писем хорошо известно [Г. С.] Жукову. Он возмущался: откуда мы такие выискались и кто нас уполномочил выступать в роли защитников калмыцкого народа. Стал обвинять меня в том, что я сочиняю всякую чушь, чтобы скомпрометировать местную власть… Я твердо стоял на том, что каждый пример, приведенный в письме, имеет свой адрес, относится к конкретным лицам или семьям… Писали же не для того, чтобы опорочить руководство области или какого-то района, а чтобы показать, в каком безысходном и унизительном положении оказался целый народ, который вымирает на глазах». Д. Л.-Г. Андраев понял, что «беседа» с целью «заткнуть рты» участникам группы была не личной инициативой Г. С. Жукова, а инспирирована руководителями государства. На «беседу» также были вызваны Д. Б. Утнасунов, Д. Г. Гахаев, Ц. К. Корсункиев, С. Менкеев и другие. Всем были предъявлены одни и те же обвинения и угрозы
[1496].
Затем последовал вызов Д. Б. Утнасунова, Д. Г. Гахаева, Ц. К. Корсункиева, С. Менкеева и некоторых других участников группы в Новосибирск. На этот раз «разговор» состоялся в обкоме ВКП(б). Представители власти потребовали от участников группы «прекратить писать» и открыто пригрозили: «Если не прекратите, то вызовем не сюда, а в Управление НКВД и устроим „баню“ поодиночке»
[1497]. Органы НКВД отмечали, что после вызова в обком участники инициативной группы свою деятельность «несколько сократили, однако продолжают „переселенческие“ разговоры в узком кругу и… систематически пишут в различные инстанции заявления с просьбой о переселении калмыков». Указывалось, что «эта сторона их деятельности известна калмыцкому населению, и оно к ней прислушивается»
[1498].
Опубликование 26 июня 1946 г. Указа Верховного Совета РСФСР о ликвидации Чечено-Ингушской АССР и преобразовании Крымской АССР в Крымскую область
[1499] вызвало волнения в среде депортированных калмыков. Многие делали вывод, что поскольку Калмыцкая АССР официально не ликвидирована и не исключена из Конституции, то «калмыки будут где-то воссоединены», им предоставят национальную автономию, а возможно, и переселят обратно на территорию Калмыкии
[1500].
