Первое время видимые через призму официальной пропаганды отношения между государством и церковью базировались только на «материальной» основе. В центральной прессе публиковались новые «отчеты» иерархов перед И. В. Сталиным в том, как церковь помогает фронту, и выражения готовности помогать и далее
[919]. Ответы И. В. Сталина иерархам не отличались разнообразием: «Прошу передать православному русскому духовенству и верующим мой привет и благодарность Красной армии за заботу о бронетанковых силах Красной армии» и т. и.
[920] За короткое время на танковую колонну имени Дмитрия Донского было собрано более 8 млн рублей
[921]. На местах материальную помощь властям оказывали монастыри
[922].
Советское руководство не могло не учитывать религиозный подъем в народе. Оно решило больше не чинить препятствий этому подъему. В мае 1943 г. вновь были разрешены ночные пасхальные богослужения
[923]. Послабления были даны и на территории, освобожденной от оккупации, где налицо было возрождение религии. Эта ситуация была проблематичной для советской власти
[924]. Ответом на нее стало постановление СНК СССР «О порядке открытия церквей на территории, освобожденной от немецкой оккупации» от 1 декабря 1942 г., которое предписывало воздерживаться от огульного закрытия восстановленных при оккупантах церквей
[925]. Так, в Курске почти все открытые при оккупации церкви продолжали работать и после освобождения
[926].
Тем не менее власть установила жесткие пределы послаблений в сторону церкви. В частности, НКГБ пресекал попытки церкви входить в непосредственные сношения с командованием госпиталей и ранеными под видом шефства. Власти на местах ощущали беспокойство в связи с оживлением религиозных настроений — например, в июне 1943 г. Пензенский обком сообщил в ЦК ВКП(б) о своей озабоченности фактами «настроений за открытие церквей» и проведением религиозных шествий
[927].
Всё расставили на места события сентября 1943 г., которые подвели официальную основу под изменение курса государственной политики по отношению к Русской православной церкви и, как следствие, к другим религиозным институтам в СССР. 4 сентября 1943 г. И. В. Сталин принял патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия, ленинградского митрополита Алексия и экзарха Украины митрополита Николая. Официально сообщалось, что «во время беседы Митрополит Сергий довел до сведения Председателя Совнаркома, что в руководящих кругах православной церкви имеется намерение в ближайшее время созвать Собор епископов для избрания Патриарха Московского и всея Руси и образовать при Патриархе Священный Синод. Глава Правительства И. В. Сталин сочувственно отнесся к этим предположениям и заявил, что со стороны Правительства не будет к этому препятствий. На беседе присутствовал Заместитель Председателя Совнаркома СССР тов. В. М. Молотов»
[928]. За всю историю советской власти это был первый случай официальной встречи руководителей государства и иерархов церкви.
Причины принятия советским руководством окончательного решения о стратегическом союзе («конкордате») с Русской православной церковью были как внутриполитическими (моральная мобилизация населения, сбор средств, борьба с коллаборационизмом), так и внешнеполитическими. Причем последние, очевидно, оказались решающими. В 1943 г., после коренного перелома в войне, И. В. Сталин в качестве одного из инструментов послевоенной внешней политики выбрал разрушение «римско-католической империи» и превращение РПЦ в «Центр международного православия». Об этом он сообщил 4 сентября 1943 г. Г. М. Маленкову, Л. П. Берии и представителю НКГБ Г. Г. Карпову в беседе, которая состоялась до встречи с церковными иерархами. При этом И. В. Сталин дал понять, что его внешнеполитические устремления связаны только с РПЦ и не касаются других вероисповеданий в стране. Также в преддверии Тегеранской конференции И. В. Сталин, очевидно, рассчитывал на то, что возрождение патриаршества могло было быть позитивно воспринято союзниками
[929].
Церковь стала использоваться государством во внешнеполитических целях еще в 1942 г., когда по решению политбюро ЦК ВКП(б)
[930], но под эгидой Московской патриархии в великолепном для военных времен исполнении была издана книга «Правда о религии в России», которая в розовых красках рассказывала о том, что в СССР царит свобода совести
[931]. В издании этой книги было прежде всего заинтересовано советское руководство, хотя и сама РПЦ получила некоторую пользу в области своих международных сношений
[932], например в налаживании отношений с главой Англиканской церкви, архиепископом Кентерберийским X. Джонсоном, которому были отосланы 500 экземпляров этой книги
[933]. Она была также распространена среди русских эмигрантов в США
[934]. Среди других внешнеполитических шагов церкви, которые были осуществлены при поддержке государства, — обращения к румынским солдатам в ноябре 1942 г., румынским пастырям и пастве в декабре 1942 г., «ко всем христианам в Югославии, Чехословакии, Элладе и других странах»
[935], к славянским народам от 23 апреля 1943 г.
[936]
