Перед вступлением Красной армии в республики Прибалтики на их территории уже была подготовлена база для дальнейшего антисоветского сопротивления. При этом в Латвии и Эстонии антисоветские подпольные группы были созданы еще германскими оккупантами, а в Литве сопротивление возникло без их участия
[1159].
В Литве действовали националистические группы Литовский национальный фронт, «Независимая Литва», «Железный волк», «Гедиминас» и Литовская освободительная армия, которая была самой многочисленной и имела в своем составе вооруженные отряды «Ванагай»
[1160]. 13 июня 1944 г. Верховный комитет освобождения Литвы (координационный антисоветский центр) призвал литовцев «не оказывать вооруженное сопротивление Красной армии и перейти к пассивному сопротивлению, противиться мобилизации, скрываться до окончания войны»
[1161]. Некоторые литовские «отряды самообороны» оказали сопротивление Красной армии при вступлении ее в Литву. В дальнейшем деятельность повстанческих групп активизировалась к сентябрю 1944 г. В время зимнего периода 1944/45 г. эта деятельность поутихла и возобновилась с наступлением весны. На 1 апреля 1945 г. в тюрьмах Литовской ССР находилось 9 тыс. человек, арестованных органами НКВД и НКГБ, основную массу которых составляли участники националистических формирований. В апреле — мае 1945 г., по сообщениям прокуратуры Литовской ССР, повстанческие проявления имели место в большинстве уездов республики. Кроме вооруженных выступлений, националистические группы занимались распространением антисоветских «объявлений и призывов к населению», особенно «при проведении в жизнь 4-го Военного займа и в период весеннего сева». К 10 июня 1945 г. в Литве действовали 142 банды (6246 человек), в том числе 11 польских (1198 человек)
[1162].
В Латвии начальный период освобождения и восстановления советской власти «проходил сравнительно спокойно, и случаи открытого нападения на советско-партийный актив были редки», так как повстанцы «связывались между собой» и «организационно оформлялись». К декабрю 1944 г. повстанческая сеть была сформирована в единую организацию. В середине января 1945 г. этот подпольный центр созвал совещание, на котором были назначены руководители групп по уездам, было дано задание об организации групп на местах и об активизации их деятельности. К февралю 1945 г. повстанческие группы распространили свою деятельность на территории шести уездов Латвии, при этом особо отмечались три-четыре крупных повстанческих центра (450–500 человек). В конце 1944 — начале 1945 г. органы НКГБ Латвийской ССР раскрыли несколько подпольных антисоветских организаций, в том числе Latvijas sargi («Стражи Латвии») и «Майский флаг». К концу первого квартала 1945 г. было арестовано 6700 участников таких организаций. К 1 апреля 1945 г. в Латвии было ликвидировано 56 бандповстанческих групп, арестовано и задержано около 8 тыс. «враждебно настроенных лиц», изъято три типографии и большое количество оружия. К 1 мая 1945 г. около 100 групп бандповстанцев продолжали действовать в Абренском и Мадонском уездах Латвии. По советским данным, они были связаны с германской военной группировкой в Курляндии
[1163].
Во втором квартале 1945 г. расширилась территориальная сфера проявлений повстанческой активности, которая теперь охватывала девять уездов Латвии. Власти отмечали, что «если раньше убийство советско-партийного актива сопровождалось ограблением, то сейчас наблюдаются факты убийства без разорения хозяйства, а только со специальной целью совершения террористических актов». Таким образом, уголовная составляющая в деятельности некоторых повстанцев, где она была, сошла на нет, и осталась только политическая. Активизация повстанцев объяснялась советскими органами как летним периодом, так и тем, что после капитуляции немецких войск в Курляндии в лесах скрылась «часть солдат и почти весь командный состав Латвийского легиона
[1164] и власовских соединений». Власти питали надежду на скорую легализацию части повстанцев, которые оказались в таких группах «случайно», тем более что для таких надежд были некоторые основания — за первую половину 1945 г. из лесов добровольно вышли 1500 человек
[1165].
В освобожденных районах Эстонии по состоянию на сентябрь 1944 г. повстанческих проявлений не было, ввиду того что у антисоветски настроенных жителей республики бытовали ожидания безболезненного послевоенного восстановления ее независимости от СССР. В лесах скрывались только «отдельные группы» членов «Омакайтсе», а также многие солдаты созданных оккупантами эстонских частей. До весны 1945 г. у антисоветских повстанцев Эстонии преобладала выжидательная, «оборонительная» тактика
[1166].
Антисоветские повстанческие силы и определенная часть мирного населения Прибалтики возлагали надежды на помощь «западных демократий» — в первую очередь США и Великобритании. В Эстонии еще в период оккупации, в апреле 1944 г., абвер раскрыл деятельность подпольной организации в составе около 100 человек, связанной с разведцентром эстонских эмигрантов в Стокгольме, работавшим на Великобританию. В июне 1944 г., после открытия второго фронта, по признанию германских властей, «англофильские настроения» в Эстонии еще более усилились. Здесь также были широко распространены слухи, что этот регион «отойдет к Швеции». В Латвии деятели несоветского Сопротивления считали, что ее независимость будет восстановлена при помощи Великобритании и США. Распространенность прозападных настроений в Прибалтике была известна на советской стороне. И это даже использовала советская разведка. В 1944 г. абвер разоблачил советского агента — бывшего руководителя партии «Вапсов» в Тарту, который был депортирован в отдаленные местности СССР со своей семьей в июне 1941 г. и затем был заброшен в Эстонию с заданием «установить связи с влиятельными соотечественниками и побудить их к диверсиям и сопротивлению». При этом агент должен был попытаться под видом якобы направляемого Великобританией эстонского движения «Комитет свободной Эстонии» установить контакт и связь с «антибольшевистскими кругами эстонского самоуправления»
[1167].
