Но как сделать такую громаду?.. Ну ладно, допустим, это получится. Но разве можно найти силу, которая держала бы эту великую тяжесть над поверхностью Земли, в невесомости?
…Оказалось, что можно и это. Верхом на Росике въехали прямо в большую комнату Лыш и Грета. Встрепанные, взволнованные. Соскочили. Лыш прижимал к груди картонную коробку. Росик, стуча «копытцами», ускакал в угол и притих там, как обыкновенный стул. А Лыш выдохнул:
— Получилось… Сейчас покажу…
Не говоря больше ни слова, он пошел в нашу с Маем комнату. Мы — ничего не понимая — за ним. Лыш отдал коробку Грете, покрутил головой:
— Где шар?
Хрустальный шар Мая был на подоконнике. Держался на большом подсвечнике, как на подставке. Сверкал и переливался. Лыш решительно перенес его на край стола. Отодвинул монитор и клавиатуру, чтобы освободить побольше места. Ухватил с полки десяток разных книг, тоже положил на стол — высокой стопкой. На этой стопке он и утвердил подсвечник с шаром. Шар засиял еще радостнее. Мы смотрели и ни о чем не спрашивали. Ясно было, что Лыш творит что-то необыкновенное. Он часто дышал. Грета загадочно молчала.
Лыш повернулся к сестре, сдернул с картонной коробки крышку, достал… какие-то блестящие вещицы, поставил рядом с книжной стопкой. Это были самодельные песочные часы! Два аптечных флакончика, соединенные стеклянной трубкой и укрепленные на проволочной подставке. Из верхнего флакончика в нижний бежала сыпучая красноватая струйка.
Света почему-то тихо ойкнула.
Лыш достал еще одни такие же часы. И еще, еще… Он расставил их вокруг книжной пачки с подсвечником и шаром как по углам квадрата. Постоял, подумал, поправил. Затем осторожно вытянул из стопки самую толстую книгу — «Двадцать лет спустя». Стопка стала ниже. Подсвечник слегка опустился… Мы не сразу увидели, что случилось. А когда увидели, не сразу поверили глазам… Да, подсвечник опустился, но шар остался на прежней высоте! Он висел в воздухе, не касаясь верхнего края медного стакана.
— Мама… — шепотом сказала Света.
Лыш убрал подсвечник с книг на угол стола. Потом убрал и книги. Шар продолжал висеть в воздухе, пересыпая в себе солнечные искры и огоньки, отражая разгоревшийся за окном день.
— Не может быть… — шепнула Света.
— Я так же сказала, когда он мне это показал рано утром, — с гордостью за брата отозвалась Грета.
— Лыш, как это? — тихонько спросил Май.
Без всякого хвастовства, будто разъясняя устройство простенькой игрушки, Лыш сказал:
— Это просто. Как опыт с теннисным шариком. Ну, знаете, когда из пылесосного шланга пускают вверх воздух, и шарик в этой струе вертится, держится и не падает. Потому что его обтекает воздушный поток. А этот шар обтекает поток времени. И время убирает тяжесть…
Мы молчали, удивляясь, как это в самом деле просто. И не веря. И не понимая…
— Почему же до этого никто не додумался раньше? — жалобно спросил наконец Май.
— Ну… — сказал Лыш слегка смущенно. — Здесь ведь нужен расчет. И главное, чтобы песок был тот самый …
— Какой? — вместе спросили Толя-Поля.
— Который оттуда, где пирамиды и башни… — ответил Лыш непонятно. И вдруг заторопился: — Там его не меряно! Можно сделать сколько угодно громадных часов! Это будут генераторы! Май! Тогда твой Большой Шар ничего не стоит поднять хоть на какую высоту… Надо только придумать устройства… чтобы вовремя переворачивали часы…
Он вдруг замолчал, будто очень устал. Вытер вспотевший лоб. Оглянулся, куда бы сесть, присел на край моей кровати.
Я сказал:
— Весь институт Валерия будет в отпаде от этого открытия…
Лыш слабо улыбнулся.
А шар висел над столом, неподвижный, переливающийся светом. И это завораживало. Мы смотрели… не знаю сколько времени. Наконец Лыш толчком поднял себя с кровати.
— Песок кончается… — Он перенес шар на подсвечник, сдвинул песочные часы друг к дружке. А мы все сидели, и казалось, что другой шар — Хрустальный Храм висит над нами, над домом, над городом Инском…
Мы еще посидели, помолчали. Наконец Света встряхнулась.
— Да… но посуду мыть все равно придется. Май, пошли…
— Мы помоем, — вдруг великодушно решили Толя-Поля. — А вы сидите и обсуждайте… И переживайте…
Да, понимающие ребята…
— Я с вами! — вдруг вскинулся Лыш. — Помогу. — И объяснил тревожно поднявшей голову сестре. — Мне надо это… развеяться…
Когда Толя-Поля и Лыш ушли, Грета сказала:
— Он всю ночь провел в сарае, колдовал там. А утром позвал меня: «Смотри…»
«Сколько всего случилось за сутки…» — подумал я.
Да, случилось столько, что отодвинуло мои прежние сомнения и страхи. Я даже перестал думать про ампулу. А сейчас вдруг вспомнил, но подумал беспечно: «А, ерунда! Еще несколько дней в запасе. Надо только напомнить Вите, чтобы принес завтра-послезавтра, не забыл…» Мне теперь казалось, что все кончится легко и просто. Подумаешь! Ткну шприцем в плечо — и прощай прежние заботы. Главное, не прозевать момент, когда появится тот самый прыщик. Мерцалов говорил, что сперва должно зачесаться…
Будто в ответ на свои мысли, я ощутил на плече легкий зуд. Усмехнулся: вот как нервы откликаются на всякие страхи. Оттянул ворот футболки. Что это?.. Точно в том месте, куда однажды ткнул пальцем Мерцалов светился алый бугорок. Словно ягода-брусника…
Сразу, без всяких «а может, не то, а может случайность, совпадение», понял я, ощутил всеми нервами, что это оно.
— Света… Май… вот… раньше срока… — И откинулся, уперся в кровать локтями. Замутило…
Не помню, кто звонил Вите. Но примчался он моментально. То есть, наверно, минут через пять. Вместе с девушкой, которая уже в дверях начала натягивать белый халат. Славная такая девушка, темноволосая, темноглазая, похожая на Грету.
Я к этому моменту уже пришел в себя. А чего было раскисать? Ну, «начался процесс» чуть раньше рассчитанного срока, что страшного? Сейчас, через минуту, все будет в норме. Вот медсестра уже отломила кончик ампулы, втянула в баллон шприца прозрачную жидкость. Теперь шприц в одной руке, а в другой набухшая пахучим спиртом ватка.
— Сиди, сиди…
Но я встал. Ватка холодком прошлась по коже выше локтя.
— Не напрягай руку. Не бойся, это не больно…
— Дайте, я сам! Я умею… Ну, пожалуйста…
Мне казалось, что сделать это я должен именно сам. Тогда уж точно все будет хорошо. И наверно, был в моем голосе такой отчаянный звон, что медсестра на миг растерялась, шприц оказался у меня. Игла с капелькой лекарства — вверх, большой палец — на поршне. Я посмотрел на блестящую от спирта кожу над локтем. Ну вот…
За дверью что-то стукнуло, упало. И долетел плачущий Полин голос:
