— Не беспокойтесь, дорогой Григорий. Великий Ататюрк давно принял гражданский кодекс по швейцарскому образцу. Традиции гарема у нас остались в провинции, но это преследуется законом. Если вы мне поможете, то получите очень большой бакшиш, уверяю вас, я не поскуплюсь!
Беседин вдруг почувствовал слабость, он прошел в контрразведке через огонь, воду и медные трубы, но такого в его практике еще не бывало. На компромате ломали и неподкупных англичан, и наивных американцев, подкладывая и женщин, и мужчин, а тут все наоборот.
— Я не поскуплюсь. — повторил посол, по-своему расценив молчание собеседника.
— Это невозможно, Кемаль, — ответил он сухо. — Тут я не смогу вам помочь.
— Но я вас хорошо отблагодарю, — не унимался посол.
— Это невозможно, Кемаль. — Беседин уже закипал от гнева — подумать только: предлагать взятку вождю контрразведки, славной своим горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками.
— Тогда маленькая просьба. Мне сообщили, что за мной наблюдал КГБ. Могу ли я получить фотографию в постели с Марией? Мне очень дорого это воспоминание.
— Сомневаюсь, что за вами наблюдали, — сказал Беседин твердо, это уже выходило за все рамки. — И вообще, какое отношение я имею к КГБ?
Расстались трогательно, обнялись, коснулись друг друга щеками.
Григорий Петрович все еще не мог прийти в себя после неожиданного оборота дела.
Конечно, жаль, что операция провалилась. Но какой человек! Не гнида трусливая, а настоящий молодец! Не в пример многим из близкого окружения. И он задумался о своей жизни. Достиг вершин и что? Счастья ведь нет, одна пошлость. И захотелось уйти к черту, уехать в свою родную деревню, попить парного молочка. Бросить и жену, и Алку, начать новую, чистую жизнь.
В кабинет на Лубянке, где сидела в ожидании вся команда, Беседин вошел в приподнятом настроении.
— Наружку с посла пока снимите, с ним буду встречаться на официальной основе. В общем, он неплохой мужик. А вообще, товарищи, нужно глубже изучать национальный характер! Турки, конечно, раздолбаи, помнится, в Стамбуле толпятся они у окон бардака, где шлюхи трясут буферами и черт знает чем, толпятся, но не заходят: дорого для этих жлобов! А у самих руки в карманах штанов и счастливые лица!
— Что же они делают? — осторожно спросил неиспорченный Коршунов.
— Смекните сами.
Коршунов почесал затылок.
— Конечно, Восток — дело тонкое.
Восток — дело тонкое, но и любовь тоже не фунт изюма.
Крепкий орешек
Эх, старик, это дивная история! В Арденнах немцы перекрыли подвоз продуктов, и мы оказались на голодном пайке: овсянка, сыр, не было даже тушенки. И тогда повар пригласил меня на кухню: «Как вам это нравится, капитан Джон?» Я попробовал. «Где вы достали такое чудесное мясо?» — «Знаете, что это такое, капитан Джон? Это кошка! Я сварил кошку!»
Генерал частенько рассказывал эту историю, особенно после двух-трех бокалов, пил он в меру (если считать мерой полбутылки виски на рыло), тогда лицо его слегка багровело, и сигарета надолго оседала в краешке рта. Ценный агент генерал Джон с тридцатых возненавидел фашизм и уверовал в Сталина, потом разочаровался во время московских процессов (тогда НКВД быстро зачислил его в троцкисты и чуть не укокошил). Но началась война — и Джон снова решил взять сторону Сталина во имя победы над фашизмом, однако после оккупации Восточной Европы снова невзлюбил его. В знак протеста порвал с нашей разведкой и вновь появился уже после смерти вождя народов со святой верой, что святое знамя не виновато, если к нему прикасались грязные руки. Генерал работал на полную катушку, деньги считал презренным металлом и брал их только на конкретные дела, не связанные с его личным благополучием. В коммунизм он верил безоговорочно и даже пугал этим куратора, которого уже начинала подтачивать сытая английская действительность.
— Не судите по магазинам! — говорил генерал. — Посмотрите, как живет рабочий класс!
Что-то я не видел рабочих в районах Мейфер и Челси! Общество расколото, и царят законы джунглей, тут нельзя расслабляться ни на миг, надо работать и работать! Вы не представляете, как ужасно жить в Англии!
И когда я деликатно замечал, что и Страна Советов тоже испытывает порою трудности, генерал махал рукой и смеялся: «Конечно, у вас есть проблемы! Но они временные. Не забывайте, какой разрыв всегда был между Россией и Англией! Вы же покрыли его в кратчайший срок, сам Черчилль писал, что Россия прошла путь от сохи до полета в космос в мгновение ока».
К мнению Черчилля даже опытные разведчики прислушивались с почтением, особенно после прочтения баек о том, что бывший лидер тори и дня не обходился без армянского коньяка, к которому приучил его хитрый дядя Джо, и без огромной сигары. Однажды мне удалось увидеть самого сэра Уинстона: тот стоял в окне своего дома у Гайд-парка, зажав в зубах пресловутую сигару, внизу щелкали фотографы, и жидко аплодировала небольшая толпа. Мой знакомый, личный секретарь Черчилля, заметил, что патрон уже давно не пил и не курил, а сигару ему приходилось вставлять в рот для сохранения имиджа, ибо британцы консервативны и любое изменение привычек вождей больно ранит их чувства.
Генерал имел множество орденов и жил в превосходном георгианском особняке в Челси, при нем служили мажордом, повар, шофер и садовник.
— Англия заснула! — жаловался генерал. — Весь мир идет к социализму, а она дремлет в своем прошлом. На миг она проснулась во время войны. ах, дружище, вы не представляете, как я хохотал в Арденнах, отведав кусок мяса. «Знаете, что это такое, капитан Джон? — спросил кок. — Это кошка! Я сварил кошку!»
Особенно ненавидел генерал интеллектуалов Оксфорда и Кембриджа, а британскую прессу просто на дух не выносил, считая насквозь лживой и продажной, — в отличие от меня, очарованного профессурой в вельветовых пиджаках и по долгу службы штудировавшего все английские газеты, что затягивало, как наркотик. Разделы о продаже особняков и замков я, живший в Москве в небольшой квартирке близ Сокола, читал с особым наслаждением, чувствуя себя честным бедняком, непричастным к классу крупных собственников, которые, как известно, с раннего утра до поздней ночи нещадно эксплуатировали подобных мне, умных и талантливых.
Генерал Джон обожал конспирацию, никогда не пропускал встречи, исправно проходил через все точки маршрута контрнаблюдения, задуманного для выявления вражеской слежки, и выполнял безукоризненно все, что ему предписывалось. Однажды за пятнадцать минут до рандеву я столкнулся с ним на безлюдных лугах Ричмонда, но генерал прошел мимо невозмутимо, как китайский божок, и даже глаза не скосил, словно был углублен в свои мысли. Когда через несколько минут, уже на месте встречи, я использовал пароль, спросив, как пройти к таверне «Утюг и лань», генерал ощупал меня холодным взглядом, пока не разглядел опознавательный признак — газету, торчавшую из кармана (это была «Таймс», единственная газета, которую читал Джеймс Бонд). И только тогда ответил, что таверна находится у кинотеатра «Огненная земля».
