То, что делали молокососы в Хармонте, называя сплетение тел «капеллой», вызывает сейчас снисходительную улыбку. Они лишь суммировали свои детские, щенячьи умения. Мы перемножаем свои – иные исходные данные, иное математическое действие, – и совсем иной результат.
– Приступай, Петр, время дорого.
– Да, Учитель.
* * *
Я смахиваю со лба едкий пот, наползающий на глаза. Чинить технику было легче, быстрее и проще, но дело сделано… Камуфляж Максима Панова разодран, вспорот пулями, но теперь это единственные повреждения, оставшиеся после стрельбы в упор.
– Учитель, он не дышит, сердце не бьется… Я все «починил», но как «включить»?
– Эх, Петр, Петр… Читать надо было в детстве классику… Просто скажи: «Встань и иди!»
Говорю, и в момент произнесения понимаю, что слова не важны, никакой силы в них нет, можно произнести любую бессмыслицу, главное – верить: встанет и пойдет.
Максим Панов шевелится, тихо стонет.
Часть вторая
Аз есмь человек
Глава 1
Чудеса локального масштаба
Объявившийся в Волхове лжепророк творил чудеса три дня и три ночи подряд без перерыва и смутил многих.
Надлежало пресечь брожение умов в самом начале, пока лавина преувеличенных слухов не набрала ход. Мы с Марией отправились в Волхов, причем не порталом – Учитель настоял на пешем способе передвижения: посмотреть на людей, «понюхать воздух», как он выразился.
Шагали по дороге, которая когда-то называлась Мурманским шоссе М-18, потом федеральной трассой Р-21 «Кола», а сейчас, после Выплеска, ее правильнее было бы назвать кладбищем автомобилей. По крайней мере на первом, ближнем к Зоне участке, до пересечения с Невой в районе Кировска.
Кое-где дорожное полотно свободно от ржавеющих остовов, но такие разрывы не велики, длина их исчисляется отнюдь не километрами, сотнями метров, а затем снова скопления легковушек и грузовиков. Жители разросшихся после Прорыва областных городков и жители вновь отстроенных поселков бежали здесь, спасались от Зоны, выплеснувшейся за пределы КАДа. Спастись удалось отнюдь не всем.
Некоторые машины сброшены с дорожного полотна, валяются под откосами – там, где вояки пытались пробиться на своей тяжелой технике сквозь заторы. Далеко не пробились, но ни одного танка или БТР мы с Марией сейчас не видим, их отсюда убрали в первую очередь.
И трупы убрали… Некоторых погибших забрали родственники, но большинство лежит здесь, в захоронениях, нескончаемой цепочкой протянувшихся вдоль нашего пути. Когда дорога перестает быть дорогой, ее кюветы очень удобно использовать под братские могилы.
Нет ни крестов, ни других обыденных для кладбищ памятных знаков. Лишь торчат вкопанные в землю железные трубы с маленькими табличками «№ ***», словно альтернативные километровые столбы.
Прежнего Питера Пэна, истеричного и агрессивного слабака, зрелище бесконечных могил могло бы расстроить… Но могилы появились не его стараниями, а моими (вернее, в том числе моими). А Петр к рефлексиям не склонен. Все когда-то умрут, через сто лет не останется никого из ныне живущих. Чуть раньше или чуть позже – невелика разница при бессмысленной, бесцельной жизни.
Я не искал их смерти… И Учитель, и другие ученики не искали. Но когда строишь новый прекрасный дом, мало обращаешь внимания на муравьев, обитающих на избранной для стройки поляне. Успеют спастись из-под гусеницы бульдозера – им повезло. Не успеют – значит судьба такая.
Сейчас Зоны вокруг трассы нет… почти нет…
Созданный нами Прорыв 2.0 никто Лоскутом не называл, не те масштабы. Огромных размеров пятно прорвавшейся Зоны накрыло безопасные доселе земли к юго-востоку от Петербурга, докатившись почти до Новгорода, – колоссальное пространство, тысячи квадратных километров.
Новая Зона обрушилась на густонаселенные районы. Творившееся там походило на самое первое Посещение многолетней давности: фокусы с пространством, проявление неведомых дьявольских сил, избирательно действующих на поселки и небольшие города. И на их обитателей. Воцарился хаос, толпы обезумевших людей метались, не зная, куда бежать.
Так это выглядело со стороны… У нас же все шло по плану, эксперимент завершился удачно.
Инцидент назвали Выплеском – и название оказалось на удивление точным. Словно волна выплеснулась на морской берег и отступила обратно, оставив на песке лужи, рыбешек, моллюсков и прочую водную живность.
Ловушки Зоны на мертвом шоссе попадались, но очень редко. Две или три мы походя прихлопнули, уничтожили, а одну «сучью прядь», заботливо огороженную вешками, осушили на пару с Марией. Подкрепились, ибо шагать без сна и отдыха со скоростью десять-двенадцать километров в час – занятие весьма энергозатратное. (Чемпионов по спортивной ходьбе такими скоростями не удивишь, но они-то за финишной чертой валятся, обессилевшие, а нам предстояла работа.)
Чувствовали, что и по сторонам, поодаль от дороги, тоже притаились ловушки. И даже мини-Зоны – локальные нехорошие места, отмеченные зонными аномалиями. Задерживаться и заниматься ими не было времени. Сами рассосутся. Волна схлынула, а лужи постепенно высохнут сами. Хотя некоторые, наверное, не высохнут до Великого Дня. Ну и пусть…
До города Волхова чуть больше сотни километров. Если составить и решить простенькую школьную задачку про пункты А и Б, скорость движения идущих между ними пешеходов и время в пути, то получается: выйдя утром, мы придем в Волхов еще засветло.
На деле все не так просто.
Школьные задачки, например, не берут в расчет блокпосты, расположенные между А и Б.
Первый из них, что на Периметре, мы с Марией миновали без труда.
Ученый народец сидел на том блокпосту… Не знаю уж, кто их обучил уму-разуму, может, и сам Учитель. Засекли нас, подходящих, издалека, узнали наши плащи, раздвинули ворота, а сами забились куда-то в глубь своей бетонной коробки и носа не казали.
Но не всюду путешествие проходило так гладко… Блокпост при Ладожском мосту охраняли люди, кое-что о нас слышавшие, но к истине даже мимолетно не прикоснувшиеся. Духовные слепцы… или скопцы… Или то и другое разом.
Короче, они начали стрелять и даже попытались поднять разводной пролет.
Пролет я им до конца поднять не позволил, затем аккуратно вернул на место. А Мария сделала то, что умеет лучше всего, – щедро, с избытком одарила слепцов любовью…
Не своей, разумеется, и не в низменном значении этого слова. Просто у стерегущих мост жаб резко, взрывообразно выросло желание любить и быть любимыми… Сублимировать дары Марии можно во что угодно: в гениальную музыку, или в эпохальные научные открытия, или во что-то еще, все зависит от задатков человека… Или от задатков жабы.
– Ты знала, что все завершится этим? – спросил я, когда мы проходили мимо сооружений блокпоста.
