– Отпустим? – спрашиваю я, мне не нравится соседство с «рыбой» и ее кусательно-жевательным агрегатом. Сейчас лежит смирно, только пасть разевает, но вдруг это лишь гнусное притворство?
– Ну вот еще, – возмущенно говорит тукан (подозреваю, что возмущенно). – Не для того я битый час ждал поклевки.
– Тогда надо бы пристроить ее куда-то… А у нас ни садка, ни бочки, ничего.
– И так справимся. Мелочь будем отпускать, а крупняк складывать в пробирку.
С интонациями тукана шутки получаются не смешные. К тому же эта старая, я ее где-то слышал, только речь тогда шла не о пробирке, а о майонезной банке.
Спрашиваю:
– Чем питается это чудо-юдо?
– Всем. Ну, то есть вообще всем. И все превращает в Ю-жидкость. Это отходы ее способа существования.
– Фу-у… – говорит над ухом Аделина. – Плавает в собственном дерьме… А что так ссохлась-то?
При обмене репликами я смотрел на тукана и Шляпника, но последние слова Аделины заставили перевести взгляд на «рыбу».
Что за дела… Со всеядной тварью произошло что-то непонятное.
В тропических морях водятся рыбы-ежи, нередко называемые рыбами-шарами. Знамениты они тем, что при опасности быстро увеличиваются в размерах, раздуваясь на манер воздушного шарика. Похожий процесс происходил с Ю-рыбиной, но с обратной направленностью. Она быстро уменьшалась в размерах, сократилась в длину почти вдвое, пасть уже не внушала прежнего опасливого почтения.
– Хе, хе, хе, – говорит тукан.
А Шляпник извлекает пресловутую пробирку из недр своего мятого смокинга (да, он всегда и везде ходит в смокинге, а под ним носит безразмерную застиранную тельняшку). Пробирка как пробирка – стеклянная, заткнутая пробкой.
С любопытством наблюдаю: неужели тварь уменьшится настолько, что действительно втиснется в пробирку?
Уменьшилась и втиснулась. В какой-то момент крючок стал слишком велик для сократившейся пасти и выпал. Затем Шляпник двумя пальцами поднял за хвост существо, не превышавшее размерами пиявку. А в пробирку отправилась вообще какая-то едва видимая козявка.
– Может, ей воды плеснуть? – предложил я. – Ну, в смысле, не воды, а в чем плавала…
– Не надо. Начнет расти, и очень быстро. И жрать. А жрать она может бесконечно. Вот такая фитюлька, прикинь, – Шляпник встряхивает пробирку, уже заткнутую пробкой, – может сожрать весь наш мир. Тебе оно надо?
– Кхм… А почему до сих пор не сожрала? И эта, и другие?
– А потому, что есть на свете Иван Захарыч Завидов, и он очень любит рыбалку… Эта свое дело сделала: озеро углубила, воду в нем поменяла… И пожалуйте в пробирку, до следующей оказии.
Я начинаю подозревать, что Шляпник не просто воспользовался неизвестной мне сущностью Зоны… Он сам ее создал.
* * *
Дядя Ваня может создать многое…
Например, уже в Раю я узнал, что именно он построил Красный Замок. Хотя и я приложил к тому руку (не совсем я, моя личинка, имаго, ипостась по прозвищу Питер Пэн).
Но лишь приложил… И руку, и не помню уж сколько килограммов взрывчатки… много. Короче говоря, давным-давно взорвал вместе с Ильей Эбенштейном в Хармонте старый кирпичный завод. Такой уж он был, этот Питер Пэн, – хлебом не корми, дай что-нибудь взорвать или кого-нибудь зарезать, ладно хоть мегавзрыв всей своей жизни устроить не успел – секретная комната в Надино, набитая тоннами взрывчатки, так и стоит нетронутая, я проверял.
Взорвали мы завод не развлечения ради, а имея в виду уничтожить «Душевую-1» – систему порталов, связавших Хармонт с другими изначальными Зонами. Что бы ни считали тогда наивный мальчик и старый прохиндей, порталы такими простыми варварскими способами не уничтожают. Завод-то мы разнесли так, что любо-дорого, а бывшая «Душевая» стала совокупностью блуждающих порталов, не имеющих материальной привязки к нашей реальности.
Новое обрамление для подпространственных переходов создал дядя Ваня, причем действительно скопировал отчасти Царскосельский Арсенал, чем-то ему с детства памятный (но иногда придавал блуждающему зданию другие архитектурные формы). Как он умудрился это сделать, не знает никто. Кроме Учителя, наверное. По крайней мере мы, двенадцать учеников, не сумеем повторить труд дяди Вани. При всех наших огромных совокупных возможностях.
Очень жаль, что он не с нами, наблюдает со стороны за великим делом…
Но, с другой стороны, могло быть хуже, и намного хуже, если бы Шляпник Великий и Ужасный оказался среди наших врагов.
* * *
Рыбалка завершена, Шляпник сматывает удочку. Делаю ему комплимент: поймать единственную в обширном озере рыбу надо суметь… Корифей. Хотя на любых соревнованиях по рыболовному спорту дядю Ваню дисквалифицировали бы за его приманивающее рыбу устройство, растущее из головы.
– Люблю это дело… – подтверждает тукан. – И любовь взаимная.
«А однажды рыбалка меня спасла… – продолжает дядя Ваня телепатически. – Или погубила, смотря с какой стороны взглянуть. Отправился рано утром на речку Хурах-Гол, есть такая в монгольской степи… Рыбы и в ней, и вообще в Монголии – прорва. Так уж сложилось, что монголы ее испокон веку не ели, только в последние времена начали понемногу приучаться к такой пище. А раньше им рыбу в рот взять… все равно что русскому крестьянину лягушкой или змеей оскоромиться…»
Я не вклиниваюсь в мысленный рассказ Шляпника. При всей своей легендарной болтливости факты биографии первому встречному он не вываливает… И второму не вываливает, и третьему… И даже перед хорошо знакомыми не особенно откровенничает. Крупицы информации можно узнать из таких вот монологов, произнесенных по иному поводу.
«И столько там этой рыбы было, что быстро все приелось: и ловить уже не особо хотелось, и рыбные блюда всем поперек горла стояли. И вечером я на утреннюю ловлю не собирался. А на рассвете как в плечо толкнул кто-то: вставай и иди! Я тогда со своими предчувствиями и озарениями еще не особенно разобрался, молодой был, глупый… Но доверять им уже привык. Встал и пошел. Мое уловистое место от экспедиционного лагеря километрах в двух – двух с половиной находилось. Догадываешься, что случилось в то утро, устрица? Правильно, случилось Посещение. Эпицентр – ровнехонько над лагерем Ононской этногеографической экспедиции МГУ. Ни одного выжившего… Даже ни одного целого тела… Всех в клочья, в лохмотья… А я уцелел. Не совсем полностью, но все же… И даже успел поймать двух тайменей в то утро, один неплохой был, килограммов на пятнадцать… наверное… взвесить уже не довелось…»
– Спасибо вам обоим за компанию, – говорит тукан. – А вот, Петр, твой приз в игре «Не мешай дяде Ване ловить рыбу глупыми советами и непрошеной помощью». Держи, заслужил.
Шляпник протягивает мне пробирку с уловом.
– Зачем она мне?!
– На такие глупые вопросы есть один универсальный ответ: не знаю. – Шляпник пожимает необъятными плечищами. – Но чувствую, что пригодится, и советую всегда держать под рукой. Я, как ты понял, своим предчувствиям доверяю. Только тем и жив до сих пор…
