И чувствую: что-то не так… Словно движусь по зыбучей, колышущейся трясине, прикрытой тонким ковром из мха и болотной травы.
Понятно… Земная кора начала прогибаться, как бы не ухнуть в «трясину» магмы. Энергетическая Ниагара не слабеет, надо что-то придумать – и я придумываю!
Делюсь пополам, вместе с массой и размерами поделив полученный запас энергии!
Два Петра-исполина, два громадных близнеца, смотрят друг на друга и радостно смеются. Смех заставляет дрожать небо и землю, сметает звезды с небес – несколько штук проносятся мимо, с шипением падают в море.
На том дело не заканчивается. Поток энергии продолжает питать меня, вскоре я вынужден повторить свой фокус и разделиться еще раз. Этак дело пойдет, скоро на берегу выстроится целый взвод Петров, исполинских суперсолдат…
Но нет, все в мире имеет пределы, даже Его щедрость. Энергетическая подпитка иссякает.
Итак, нас трое. Я, Петр Первый, главный и изначальный. Петр Второй ничем не уступает мне, ни силой, ни размерами, ни интеллектом. А вот Петр Третий подкачал, немного не хватило энергии, чтобы ему развернуться, расправить крылья во всю ширь… И ростом удался поменьше, и в плечах поу́же, и головенка маленькая, анацефальная… Но ничего, взгляд смышленый, не подкачает, поможет старшим братьям.
Мы смотрим друг на друга и улыбаемся, слова нам не нужны, мы триединое целое с едиными мыслями, желаниями и стремлениями. Наконец-то появилась в мироздании сила, способная по уму обустроить галактику… нет, Вселенную!
С чего же начать… Ах да, тут ведь еще тявкает в луже какой-то семиглавый уродец-задохлик. На кого вякаешь, шавка? На кого пасти разеваешь? Ужо мы тебя…
Шагаем в лужу. Она неглубока, воды нам по щиколотки. По пути Петр Второй легонько пинает кочку, попыхивающую дымом под ногами. Она падает в лужу, порождая облака пара.
С задохликом разбираемся на счет раз. Пока Петр Второй отрывает ему головы, я нащупываю в небе «червоточину», запускаю в нее пальцы двух рук, с треском разрываю ткань реальности – прореха раскалывает небо от воды до зенита, и за ней ничто, непроглядная чернота.
Для Петра Третьего дела не нашлось, он канючит и добивается своего: Петр Второй позволяет младшенькому оторвать зверушке последнюю голову. Затем мы кидаем останки в черное ничто, соревнуясь, кто дальше зашвырнет. Ничья: там, за гранью мира, нет расстояний.
Края разрыва сходятся, беззвучно смыкаются. Дело сделано. Теперь можно заняться Вселенной, мы будем править ею как святая троица, как отец и два сына… Если я ничего не путаю, то ведь именно ради этого все затевалось? Никто нам не помешает, никто!
Нависший над головами красный шар луны несказанно раздражает. Словно красный фонарь над борделем, а борделя-то и нет, непорядок.
Три Петра переглядываются, понимают брат брата без слов. Второй подпрыгивает, смахивает луну с неба, пасует мне, Петру Первому. Я прыгаю еще выше и вкладываю мяч в корзину. В смысле, помещаю красный шар на вполне подходящую для него орбиту, примерно между Марсом и Юпитером.
Оглядываюсь по сторонам: что бы еще подправить в небесной механике?
Удар, страшный удар по голове. Кажется, это Са…
Обрыв пленки. Темнота.
* * *
Голоса. В непроглядной черноте. Не ангельские. Значит, пока жив…
– Вроде приходит в себя.
Мария… Голосок этой микроскопической женщины я не способен услышать… Она выросла? Или я уменьшился?
– Сменим компресс?
Вопрос задан низким, хрипловатым голосом Аделины… Что вообще происходит? Разобраться нелегко. Во всем мироздании – кроме черноты, двух голосов и моих попыток все осмыслить – осталась лишь одна сущность: боль. Нестерпимо болит голова, разбитая проклятым Сатурном. Ровнехонько по темени врезала гадская планета.
Пострадавшая часть тела ощущает легкие прикосновения, затем прохладу. Боль идет на убыль.
Соображаю: а ведь у меня когда-то были глаза… В иной жизни, в иной Вселенной, но были. Глаза, обрадованные тем, что о них вспомнили, бодро докладывают: мы здесь! Открой и пользуйся!
Открываю. Сверху деревянный потолок. Снизу белое и мягкое.
Мария. Аделину не вижу. Я лежу на спине, и если лучница не изменила своим привычкам, то она сейчас под кроватью.
Ошибся… Она, ввиду особой ситуации, соизволила стать видимой и слышимой для Марии. Но мне упорно не желает попадаться на глаза: стоит за изголовьем, вне поля зрения, оттуда доносится ее голос:
– С возвращением, Петр!
Пробую заговорить сам. Не сразу, но получается:
– Где они?
– Кто они? – хором уточняют девушки.
– Мои братья.
– По моим сведениям, – осторожно говорит Мария, – ты единственный ребенок в семье.
– Ну, пусть не братья, пусть клоны, – начинаю злиться от ее непонятливости. – Мы с ними порвали Зверя, вы не могли их не заметить, они ребята приметные… Где они?
– Последствия травмы, ложные воспоминания, – уверенно ставит диагноз Аделина. – Зверя ты прикончил сам. В одиночку.
– Сам… Но я был большой, да? Очень большой?
– Примерно такой же, как сейчас. Если считаешь себя большим, твое право.
– И как же я его прикончил, интересно знать?
В разговор вновь вступает Мария:
– Ты натравил на него какого-то огромного саблезубого кита, весьма прожорливого.
– Ю-рыбу, подарок Ивана Захарыча, – уточняет Аделина. – Заодно ты прикончил примерно треть Балтийского моря, там сейчас Ю-жидкость.
– Подождите… – Я порываюсь встать, не получается. – Надо ее срочно… Она сожрет к чертям всю Землю!
– Успокойся, Петр… – говорит Мария, поправляя мое одеяло. – Дядя Ваня все уже сделал. И сломал удочку о колено, сказал, что это была рыбалка всей его жизни, дальше ловить смысла нет, и лучше он будет коллекционировать почтовые марки непризнанных государств.
– Понятно…
Никогда, ни под каким видом не пробуйте неизвестные вещества! Кто бы ни предлагал! Особенно опасайтесь фиолетовых капсул с металлическим отливом!
– Где я сейчас?
– Ты в Раю.
– Понятно… – повторяю я еще раз.
И отключаюсь.
Глава 6
Великий День
Один мудрец говорил: все движется по кругу и возвращается на круги своя – и ветер, и воды, и светила небесные. И люди, разумеется, – возникают из ниоткуда и уходят в никуда.
В общем и целом все так, а по частностям с мудрецом не поспоришь: он умер и вследствие того к диспутам не способен, и никак ему не объяснить, что людей в его время на свете еще не было, не успели народиться.
Но древняя мудрость никак не объясняла, зачем Он привел меня в Надино, да еще в Великий День, за несколько часов до Начала.
