Когда я вошел в гостиную, мама сидела на диване с бокалом джин-тоника в руке и смотрела по телевизору «Танцы со звездами» с выключенным звуком.
— Она вышвырнула его из дома, — сказал я Гоби. — Он провел ночь в гостинице и когда вернулся утром, пообещал, что больше этого не повторится.
Гоби пожала плечами.
— Мужчины — свиньи:
— Да ладно, мы не все такие.
Гоби лишь кивнула и указала на поворот в ближайший переулок.
— Давай туда, — сказала она. — Паркуйся, приехали.
Она посмотрела на освещенные окна двенадцатиэтажного здания офиса неподалеку от нас, потом посмотрела на меня.
— Да, все правильно, здесь, — пробормотала она, наклонилась к сумке, вытащила пластиковые наручники и мгновенно сомкнула их у меня на запястье.
— Постой, это еще что?
Она надела на меня наручники так, что я оказался пристегнутым к рулю машины. Наручники впивались в кожу.
— Мне больно!
— Сидеть, ждать.
— Можно подумать, я могу уйти.
Она вытащила из сумки тот самый пистолет, который я уже видел раньше.
— Гоби, подожди.
Она вышла из машины и скрылась в тени здания, литовская ниндзя, твою мать… Я подергал за наручники, но они еще сильнее впились мне в кожу. На пассажирском сиденье она оставила свою сумку. Мне стало любопытно, что у нее там еще — паспорта на разные имена, какое-нибудь другое оружие или, может быть, базука?
Я посмотрел в зеркало заднего вида на улицу. Положил обе руки на руль и изо всех сил принялся сигналить. Времени было десять пятнадцать. Сейчас где-то на авеню А «Червь» начинает репетировать в «У Монти». Я снова отчаянно посигналил. Я представил, как отец ходит по дому с бокалом скотча в руке и ломает себе голову над тем, как же так могло случиться, что какая-то простая студентка по обмену узнала все о его романе с секретаршей. Я сигналил и сигналил. В мою бытность скаутом мы учили азбуку Морзе, и теперь я пытался вспомнить, как подать сигнал SOS. Но вряд ли кого-то могло удивить мое нервное бибиканье, больше похожее на звук сигнализации, чем на призыв о помощи. Мой сигнал SOS напоминал песню «Моя Шерон» в исполнении «Червя», а не сигнал бедствия.
В конце переулка появилась пара фар.
— Господи, спасибо.
Я принялся сигналить короткими сигналами и закричал в открытое окно:
— Помогите! Помогите мне! Я здесь!
Фары приблизились, и вот полицейская машина остановилась прямо за мной. Двери открылись.
Женщина — офицер полиции неспешно подошла к моему окошку.
— У вас проблемы, сэр?
Я кивнул на пластиковые наручники на запястье.
— Меня пристегнули к рулю.
— Да, сэр, я вижу.
— Девушка, которая сделала это, направилась сейчас в здание офиса. У нее пистолет. Она пошла туда, чтобы кого-то убить. Она киллер. Она литовка.
Почему последнее дополнение было важным, я не знал. Возможно, я решил, что, если я скажу, кто она по национальности, это придаст моим словам правдоподобия.
— Киллер?
Теперь женщина-полицейский смотрела на меня с большим вниманием, но, кажется, ее больше интересовало, что мне семнадцать лет, я одет в смокинг, взятый напрокат, и сижу за рулем «Ягуара», который принадлежит явно не мне. Луч ее фонарика скользнул по моему лицу и остановился на руке, где все еще была надпись из ночного клуба: «НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЙ». Она глубоко вздохнула.
— Это что, какая-то шутка?
— На лобовом стекле кровь, — сказал я. — Это похоже на шутку?
Она посветила фонариком на лобовое стекло и увидела кровь. И именно в этот момент в стекле появилась дырка от пули. Она появилась буквально только что, вдруг понял я, вот прямо сейчас пуля вошла в стекло.
Выстрел прозвучал секундой позже, словно гром после вспышки молнии. Женщина-полицейский повалилась на землю рядом с «Ягуаром», доставая рацию из-под ремня и выкрикивая в нее полицейские коды и адрес. Я услышал, как еще одна пуля стукнулась о землю прямо рядом с ее головой, женщина отпрянула и, пригнувшись, потрусила к полицейской машине. Выстрелы звучали один за другим, а через пару минут Гоби бегом вернулась к «Ягуару» и запрыгнула на пассажирское сиденье с пистолетом в руке. Она тяжело дышала, по ее щеке текла кровь. Она оглянулась через плечо на полицейскую машину.
— Ты опять сделала это? — спросил я. — Ты опять кого-то пристрелила?
— Чем ты тут занимался? — спросила она. — Поехали быстро!
Я нажал на газ и рванул вниз по улице, мимо мусорных баков и сваленных кучами коробок. Мои руки, похоже, были все еще пристегнуты к рулю. Прежде чем я смог что-либо сказать, Гоби подняла пистолет и приставила его к моему затылку.
— Блин! Ты что! О господи!
— Я тебя просила об одном: подождать! Об одной простой вещи! Просто подождать!
— Да я не…
Она снова подняла пистолет. Я заткнулся и вцепился в руль. Она опустила пистолет:
— Ты жизни невинных людей поставил под угрозу, идиот! Ты о чем вообще думал?
— А ты что, действительно хотела убить полицейского?
Она оглянулась и посмотрела в заднее стекло. Полицейская машина ехала за нами, ее фары неровно мигали, когда она подпрыгивала на выбоинах дороги.
— Мне, возможно, еще придется убивать полицейских.
Она покачала головой и посмотрела на меня со смесью тревоги и разочарования.
— А знаешь, Перри, я теперь понимаю, почему у тебя никогда не было подружки.
— Что? Да была у меня подружка! Какое это вообще имеет отношение…
— Ты не слышишь, что тебе говорит женщина.
Она указала, куда поворачивать.
— Вот здесь направо.
Взвизгнули тормоза, я слишком резко свернул за угол и зацепил бампером «Ягуара» за газетный киоск. Я надеялся, что Гоби не будет высовываться из окна и палить в полицейских, но, похоже, именно тот факт, что я об этом подумал, и оживил сценарий, которого я так опасался. И он тут же воплотился в жизнь: уже через пару секунд Гоби высунулась в окно и принялась палить по полицейским.
— У меня была целая куча подружек! — закричал я.
Мне только что пришло в голову, что Гоби прослушивала все телефонные линии у нас дома и что она, должно быть, слышала и мои телефонные разговоры по мобильному, когда Норри бесчисленное количество раз ссылался на мою девственность, например: «Привет, мистер Девственник» или: «Просыпайся, несорванное яблочко» — его фирменный прикол. А однажды, меньше года назад, ни с того ни с сего он вдруг прервал наш телефонный разговор, поставив мне на полную громкость песню Мадонны «Like a Virgin». При этом он распевал во все горло собственный текст.
