В это невозможно было поверить, просто чушь какая-то; но вот отец стоит и говорит об этом, и копировальный аппарат продолжает работать у меня за спиной, и все это совершенно реально, оказывается. Во дела…
— Да она даже не смотрела в мою сторону, не то что в школе, но и дома!
— Но ты смотрел. Ты улыбался ей, здоровался. Ты помогал ей с домашними заданиями. Одним словом, вел себя как джентльмен, а кто еще из твоих одноклассников может этим похвастаться? И кого после этого должна была выбрать Гоби в качестве кавалера на школьном балу?
Я покачал головой.
— Пап, послушай, если бы речь шла о любом другом вечере…
— Но речь идет именно об этом вечере, о субботнем.
Он даже пауз не делал, так что я не мог и слова вставить.
— Мама съездит с тобой завтра на примерку смокинга. Я понимаю, тебе придется принести в жертву собственные интересы, так что я решил подсластить тебе пилюлю. Держи!
В его руках звякнули ключи от машины, и он бросил мне связку с фирменным значком «Ягуара».
— Я обеспечиваю вас транспортом.
Я поймал ключи на лету и скользнул по ним взглядом. Отец разрешил мне посидеть за рулем своего «Ягуара» два раза в жизни: один раз — съехать на нем с подъездной аллеи немного в сторону, чтобы помыть тачку, и другой раз — просто посидеть в салоне с учебниками, когда я готовился к экзаменам. По его тону сейчас я понял, что наш разговор не является диалогом. Отец просто бросал мне кость, потому что мог себе это позволить, а я должен был подпрыгнуть и в восторге цапнуть ее. Для него вопрос был давно решен. Как я ни поведи себя теперь, это уже просто видимость диалога.
— Пап, я не хочу.
— Для мужчины обязательство прежде всего, Перри.
— Ты хочешь сказать, у меня нет выбора?
— Я хочу сказать, что сейчас нужно задвинуть поглубже свой эгоизм и посмотреть, что ты можешь сделать для других людей. Так, для разнообразия.
Для разнообразия. Вот что меня достало. Оглядываясь сейчас назад, я думаю, что на многое не пошел бы, не скажи отец тогда этих слов. Но он их сказал. Я поднял руку с ключами и запустил ими в другой конец кабинета, где они, стукнувшись о стену, приземлились рядом с высокой стопкой чистой бумаги.
— Эгоизм? Да все, что я делаю, я делаю для других!
По мере того как я это говорил, я видел, как меняется лицо отца — от изумления до гнева, постепенно приобретая отстраненность и холодное безразличие. И все это в течение нескольких секунд. Я вновь понял, в сотый раз, как именно он смог стать партнером в одной из самых престижных фирм Нью-Йорка: у человека было самообладание летчика-испытателя, а под ледяной коркой — ядро с расплавленной магмой, как в пасти дракона. С таким не страшно было бы идти на посадку, когда скачут стрелки приборов.
Я использовал свое единственное оружие — принялся канючить.
— Ты сам заставил меня уйти из водного спорта, чтобы сосредоточиться на оценках. Я сделал это. Ты заставил меня подать документы в Колумбийский университет и лезть из кожи вон, чтобы получить рекомендательное письмо. Я и это сделал. Все, что у меня осталось, — наша рок-группа и наше первое настоящее выступление. И все, о чем я прошу, — не лишай меня этого, последнего, хорошо?
Он подождал, как ждут, когда уличный клоун закончит кривляться и даст пройти, потом тихо спросил:
— Ты закончил?
— Да.
— Хорошо. Мама отведет тебя завтра на примерку смокинга.
Его рука опустилась в карман, и он протянул мне стодолларовую купюру:
— Мне кажется, будет правильно, если после этого в знак признательности ты пригласишь ее на ужин.
— Оставь себе, — огрызнулся я, — у меня есть собственные деньги.
— Да, разумеется, — сказал он с улыбкой и пошел поднимать ключи от машины, брошенные мной. Я так и остался стоять.
* * *
Я вышел в холл и нажал кнопку вызова лифта. Да ну к черту эти документы, пусть сам копирует!
Через пару этажей лифт остановился, и внутрь вошла высокая элегантная женщина в костюме и с легким портфелем в руке. Она негромко разговаривала по мобильному телефону. Ей было слегка за пятьдесят, волосы каштановые, заколотые сзади так, что открывалась тонкая шея без единой морщины, лебединая шея. Я не сразу понял, что стою рядом с самой Валери Стэтхэм, одним из партнеров фирмы, — той самой Валери Стэтхэм, которая, возможно, напишет мне рекомендательное письмо в приемную комиссию Колумбийского университета.
Однажды, несколько недель назад, я проходил мимо ее углового офиса и мельком взглянул на Манхэттен. Вид на Манхэттен, как известно, есть лишь у избранных. Тех, кто занимается наиболее высокими достижениями человечества.
Она, должно быть, тоже узнала меня, потому что, закончив телефонный разговор, обернулась и оглядела меня с головы до ног.
— Ты сын Фила Стормейра, так ведь?
— Да, — сказал я, — то есть да, мэм.
Я протянул ей руку для рукопожатия. Я понимал, что и лицо, и уши у меня все еще горят после ссоры с отцом.
— Перри.
Она пожала мне руку.
— Ты подрабатываешь здесь клерком?
— Да так, помогаю понемногу. Я еще учусь в школе.
— Заканчиваешь в этом году? Какие у тебя планы?
— Надеюсь, Колумбийский университет. Юриспруденция.
— Вот как? — Она приподняла одну бровь. — Ты всю жизнь мечтал об этом?
— Сколько себя помню.
— Хорошо. Я всегда говорю людям: если вы не мечтали об этом всю Жизнь, займитесь чем-нибудь другим.
Она пожала мою протянутую руку, затем перевернула ее ладонью вверх, словно гадалка. Она внимательно рассмотрела и даже потрогала мозоли на подушечках моих пальцев.
— И давно ты играешь, Перри?
— Простите, мэм?
— Давно играешь на гитаре? Твои пальцы… Мозоли, как у тех, кто давно играет. Я думаю, ты из них.
Я покраснел без видимой причины, потому что вроде бы краснеть-то было не из-за чего. Разве что из-за того, что она держала меня за руку и смотрела мне прямо в глаза. Но осознание того, что я краснею, заставило меня взять себя в руки.
— Да, пожалуй, с пятого класса.
— Я встречалась с парой гитаристов, когда училась в колледже. Можно даже сказать, прославилась этим в Оберлине.
Она улыбнулась, и я заметил, что губы у нее накрашены блеском в тон естественному цвету лица.
— Так ты хороший гитарист?
— В смысле?
— Хорошо играешь на гитаре?
— Я играю в группе, которая называется «Червь». Мы выступаем на днях в «У Монти» на авеню А.
Прежде чем я смог остановиться, я выпалил:
