Человек выпрямился и замер. Я почувствовал, что готов немедленно упасть на колени и умолять его сохранить Гоби жизнь. Я готов был предложить ему все, что у меня есть, все, что угодно, только бы он не убивал ее!
Но он только опустил цепь, тяжело вздохнул и, вытерев со лба пот, отвернулся и отправился вверх по лестнице.
— Эй! — позвал я, глядя на Гоби. — Как ты там?
Вопрос, конечно, был глупее не придумаешь, но как еще можно было начать разговор? Я и не ждал от нее никакого ответа, но, спустя минуту, она подняла голову и посмотрела на меня. Я затаил дыхание. Я слышал, как она шевелится и скребет ногами по полу.
— Я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушал меня, Перри. — Ее голос был низким; она с трудом говорила. — Ты слушаешь меня?
— Да.
— Этого человека зовут Славин.
— Ты что, знаешь его?
— Мне известна его репутация. Через пару минут он вернется и будет меня пытать.
— А что он до этого, по-твоему, делал?
— Да ничего, это были цветочки.
— И что же он будет делать?
— Ну, возможно, начнет с того, что будет выдирать у меня ногти, по одному, и я хочу, чтобы ты приготовился.
— К чему приготовился?
— Если тебе представится возможность бежать, беги. Беги и не оглядывайся.
— Ты что, думаешь, я оставлю тебя здесь, когда тебе будут выдирать ногти?!
— Ну, может, не ногти, а зубы, — сказала она. — Это его специализация. Ходят слухи, что раньше в Румынии Славин был дантистом, а теперь зарабатывает себе на жизнь пытками, выбивая из людей правду.
— А почему бы просто не сказать ему то, что он хочет знать?
— Не люблю таких. И не люблю поддаваться на угрозы и насилие. — Она помолчала. — А еще я думаю, что он все равно меня убьет.
— Почему?
— Потому что это тоже его специализация.
Мы сидели, молчали и слушали, как капает вода из труб. Я думал о том, как же ей, наверное, больно сейчас, если она вообще что-то чувствует.
— Он тебя заграбастал на Восемьдесят пятой улице? — спросил я.
Она кивнула.
— Я вернулась к машине, ты был уже без сознания, те двое парней ждали меня. К тому времени, как я их заметила, было слишком поздно.
— Прости, я подставил тебя, — сказал я.
— Да ладно, ты ж ничего не мог сделать…
— Неправда, — сказал я, — мне надо было быть внимательнее.
— Ты сделал все, что мог, — сказала она. — Ты же не воин, Перри, и не солдат. Не больше, чем я — студентка по обмену.
Теперь тишина, повисшая между нами, была какой-то другой. Сближающей, почти нормальной, как будто мы вели беседу и вдруг решили немного помолчать.
— Гоби…
— Я не хотела говорить тебе ничего из этого, — сказала она очень тихо, — но хочу рассказать сейчас. Я все тебе расскажу.
— Я видел фотографию в твоей сумке, — сказал я, — ты и еще одна девочка… Она же твоя сестра, да?
— Была.
— И как ее звали?
— Гобия.
— Что?
— Она была Гобией номер один.
— Той, которая умерла?
Гоби кивнула.
— Пять лет назад мы с ней вместе отправились автостопом через Чехию. Однажды вечером она познакомилась в клубе с мужчиной и отправилась в его номер в отеле. Я очень устала тем вечером и осталась у себя.
Ее голос становился все тише, печальнее и отстраненнее; в нем звучало сожаление.
— Если бы я только пошла с ней в бар тогда! Все могло быть иначе. А так она больше не вернулась.
— Что с ней случилось?
— Нашей государственной полиции ничего не удалось разузнать. По своим собственным каналам я начала собирать информацию и нашла свидетельства того, что ее увезли в Америку в числе других людей в качестве живого товара. Ее похитители обкалывали ее героином, пока она не подсела и не стала наркоманкой.
Я хотел сказать что-нибудь, но не мог.
— Все предостерегали меня, чтобы я не совала больше нос туда, не продолжала собственное расследование, — сдавленно сказала она. — Говорили, что те, кто ее похитил и за кем я охочусь, слишком могущественны… Мне было плевать. Меня предупредили, что я могу умереть. Но повторяю, мне было плевать! Я знала, что моя жизнь не будет стоить и гроша, если я не вернусь, чтобы восстановить честь моей сестры. Но к тому времени, как я вычислила, кто ее украл, было уже слишком поздно. Она умерла.
Я снова хотел сказать хоть что-нибудь, но в горле пересохло, я не мог даже слюну проглотить. Душа разрывалась сильнее, чем болело тело, и я подумал, что если не скажу ей сейчас что-нибудь, меня просто взорвет.
— Это ее убили? — спросил я каким-то чужим голосом. — Там, в Бруклине?
— Да.
— И ты вернулась под ее именем, — продолжил я, — чтобы расставить точки над «i»?
Гоби тяжело вздохнула.
— На самом деле, все немного сложнее, — сказала она, — не так гладко. Но в целом да. Сначала мне нужно было найти оружие и научиться пользоваться им, научиться всему, что нужно, чтобы наказать виновных.
— Все это дело рук Сантамарии?
— Помимо всех прочих, да. Тот человек в клубе «40/40» и другой, в здании в финансовом районе, и тот, с Восемьдесят пятой улицы — все они сыграли свою роль в этой операции. Но именно Сантамария привез сестру в Бруклин, и именно он убил ее. На потеху тем, кто покупает и продает людей. Сантамария — это как бы их банк, легальный способ отмывать грязные деньги. Когда я все это выяснила, я потратила три года на тренировки и экипировку; я готовилась к сегодняшней ночи — ночи, когда все они, убившие мою сестру, соберутся в одно время в одном городе…
Ее плечи поникли. Я понял, что она заплакала. Слезы текли по ее щекам, смешиваясь с кровью, струились по разбитому лицу…
— Мою сестру привезли в эту страну, как рабыню, — всхлипнула она. — Последние месяцы своей жизни она провела, будучи просто куском мяса, к которому и относились соответственно, пока в конце концов один богач не заплатил за то, чтобы посмотреть, как девочке перережут горло! Это такое оскорбление и унижение, что оно выше всякого понимания.
Она сглотнула слезы:
— Я знала, что пока я лично не позабочусь обо всем, ее честь не будет восстановлена и она не будет отомщена.
— Прости, мне очень жаль.
— Это Сантамария, — сказала она, — передал заказ на ее убийство.
— А как на самом деле тебя зовут? — спросил я.
— Сюзанна, — сказала она. — Сюзанна Закзаускас. Но теперь я Гобия, богиня огня.
