— С-с-советую тебе прийти, — сказал Норри тихо, — я серьезно. Туда как-никак л-люди придут, реальные люди.
— Да я тебя умоляю, — сказал я.
— А вот этого не надо, — сказал он. — Не веди себя так, будто тебе плевать, Перри, потому что я тебя хорошо знаю. Мы дружим с четвертого класса, чтоб ты знал.
— Я приеду, — сказал я, добавив в голос большей уверенности, чем у меня было, и нажал отбой.
Внизу мама, папа и Энни ждали меня на примерку смокинга. Папа устроил целое представление, вручая мне ключи от «Ягуара». А мама протянула мне коробку с цветочным букетиком, который я должен был приколоть Гоби на платье.
— Боже мой, — Энни прикрыла ладошкой рот и захихикала. — Ты похож на полного придурка.
— Заткнись, — сказал я, — и не говори «Боже мой».
— Это было просто восклицание, я ничем не хотела обидеть Господа.
— Прекрати, Энни, — сказала мама, — твой брат настоящий красавец.
— Да ладно, мам, я тебя умоляю. Он похож на «ботаника».
— Помню я свой первый бал… — произнесла мама.
И тут, похоже, она действительно принялась вспоминать свой первый бал и наконец-то замолчала.
Что-то скрипнуло, и я услышал, как Гоби спускается вниз по лестнице. Когда она оказалась внизу, она посмотрела на меня, а мы все уставились на нее.
Мама первой обрела дар речи.
— О, Гоби, — сказала она, — ты выглядишь… очень мило.
Гоби по-прежнему смотрела на меня, и я старался придумать, что же сказать ей. Но земля уходила у меня из-под ног, и все, что я мог придумать, было: «Нет! Только не это!»
Я повернул голову и встретился взглядом с мамой. Наверное, из-за того, что она помогла мне выбрать смокинг, я надеялся, что она и Гоби поможет выбрать платье для бала.
Но было ясно, что никто не помогал Гоби с выбором.
Платье на ней висело мешком. Это было даже не платье, а какая-то бесформенная груда материи с набивным рисунком. Темно-коричневую длинную юбку украшали полоски с листочками. И она была такой длинной, что опускалась до самого пола — даже туфель не было видно. Голову Гоби покрывал платок, завязанный узлом под подбородком. На плече висела огромная сумка ручной работы, больше похожая на сумку кенгуру, только украшенная цветочками и смешными кармашками. Сумка была такой огромной, что ее даже не идентифицировали бы как ручную кладь в аэропорту. Однако Гоби явно считала это своей дамской сумочкой.
— Это наш национальный литовский праздничный костюм, — сказала она, и голос ее прозвучал одиноко в тишине. Я смотрел на ее огромные очки и на след от большого пальца, отпечатавшийся на правом стекле прямо напротив ее зрачка. — Этот костюм принадлежал еще моей матери.
— Что ж, он просто прекрасен, милая, — сказала мама.
— Спасибо, миссис Стормейр.
— Перри?
Мама протянула мне коробочку с букетиком, я подошел к Гоби, рассматривая ее наряд в поисках места, куда бы пришпилить цветы. Раньше я никогда не подходил к ней так близко, и теперь я почувствовал ее запах — смесь запахов незнакомого мыла и ткани. Руки у меня немного дрожали, и я укололся булавкой.
— Ой! — я отдернул руку и уставился на красную бусинку, выступившую на подушечке моего пальца. — Вот блин!
— Перри!
— Извини, мам. Просто эта булавка, чтоб ее…
— У тебя идет кровь? — спросила Гоби.
— Осторожно, не капни на рубашку! — сказала мама.
Я засунул палец в рот.
— Все в порядке, ничего страшного.
— Не надо бояться такой маленькой капельки, — сказала Гоби. — Жизнь полна крови.
Я уставился на нее, пытаясь понять, была ли это шутка. Но лицо ее было непроницаемо как никогда. Потребовались бы субтитры, чтобы прочесть выражение ее глаз. Энни принялась хохотать, а мама принесла мне пластырь. Все это время отец стоял и наблюдал за нами. «Все это похоже на комедию положений», — читалось на его лице, когда мы с Гоби подошли к «Ягуару».
Еще не начало смеркаться, но воздух уже стал прохладным. Я обошел машину и открыл перед Гоби пассажирскую дверь, потом снова обошел машину и сел на водительское место. Честно говоря, я был взволнован. Я повернул ключ в замке зажигания и почувствовал, как заработал двигатель «Ягуара». Я посмотрел на отца — он стоял в дверном проеме и салютовал мне одной рукой, словно статуя Свободы, только в руке у него не было факела, и жест был похож на жест победителя. Глубоко внутри меня шевельнулась злость, но я выжал сцепление, рванул с места, двигатель взревел, и мне стало легче, как я и предполагал. Мы проехали по подъездной дорожке и выехали за ворота. Впереди нас ждала долгая и холодная ночь. Что-то она принесет?
4
Расскажите о самом важном разговоре в своей жизни.
Университет Мичигана
Мы ехали на машине в школу. Было тихо. Я включил радио, но не смог найти ни одной нормальной радиостанции, так что выключил его.
— Ты стесняешься меня, — сказала Гоби.
Я повернулся и посмотрел на нее. Огромная сумка лежала у нее на коленях, словно большая собака.
— Да нет, что ты, — сказал я.
— Да ладно, можешь сказать мне прямо. Я все равно вижу это по твоим глазам.
— Это неправда.
Она смотрела прямо на дорогу.
— Я улечу домой на следующей неделе.
— Да.
Я не осмеливался спросить ее, понравилось ли ей у нас.
— Ты, должно быть… э-э-э… соскучилась по своей семье.
Гоби ничего не сказала. Но воздух словно бы стал холоднее, я поежился. Было такое ощущение, что в машине просверлили дырочку и сквозь нее пускают маленькие порции яда. Я даже попробовал не дышать, настолько мне стало не по себе.
— Я просто хотела сказать тебе, — проговорила она, — что я очень благодарна за все, что ты для меня делаешь. Спасибо.
— Да не за что.
Что-то прорвалось внутри меня, и прежде чем я успел подумать, я сказал:
— Можно спросить тебя кое о чем?
Она повернулась ко мне; на ее лице было выражение терпеливого внимания.
— А на самом деле, почему ты решила пойти на бал со мной? Я хочу сказать… это здорово, но…
— Но понятно, что ты не хочешь туда идти, Перри.
— Что?
— Ты не хочешь идти со мной на бал. Я знаю. Ты же не думаешь, что я слепая и вообще ничего не вижу?
— Ну, понимаешь, мы с ребятами… наша группа… мы играем сегодня вечером в Нью-Йорке, — начал я. — Это… как бы тебе сказать… это важно.
— Да даже если бы этого не было, — сказала Гоби, — ты не захотел бы пойти на этот бал со мной. Ну, признайся?
