Лиля стала опять рассказывать про Зину Трубецкую, но ее никто не слушал – перебивая друг друга, говорили о своем.
– Ладно, поехали! – схватившись за голову, засмеялась Надя. – Чертовы болтушки… Рая!
Она уже залезла в «Жигули».
– Созвонимся! – крикнула Рая и послала воздушный поцелуй Лиле и Альбине. – Уф…
В машине было невыносимо душно, сиденья из кожзаменителя раскалены.
– Райка, только не гони! – попросила Надя. – Я боюсь…
– Дурочка, если едва тащиться, то точно остановят… Гаишники, они тоже не дураки.
Но все обошлось благополучно.
Они уже свернули на ту улицу, в начале которой жила Надя и после которой начиналась улица Раи, как «Жигули» вдруг резко затормозили.
– Что? – испугалась Надя. – Что случилось?
– Колесов… – прошептала Рая. – Вон, по той стороне Колесов идет…
– Ну и что? Посигналь ему…
– Нет, мы за ним сейчас проследим! – с азартом охотника произнесла Рая.
– Зачем?
– Затем! Он наверняка к бабе своей идет…
Рая судорожно стала переключать скорости.
– Райка, выпусти меня, а сама делай что хочешь! У меня нет никакого желания заниматься этой ерундой!
– Поздно… – трагическим голосом произнесла Рая. – Он сейчас свернет. За ним! Надя, я не буду останавливаться…
По опыту Надя знала, что с подругой спорить бесполезно, а иногда и небезопасно – если уж Рая решила что сделать, то она непременно доведет начатое до конца. Надя сложила руки на груди и обреченно вздохнула.
«Жигули» медленно, но неотвратимо ехали вслед за беспутным Райкиным мужем.
Гена Колесов работал в автосервисе. У него были золотые руки – об этом все говорили. Если бы он не пил, ему бы цены не было.
И, как уже упоминалось, он был от природы мучительно, дьявольски красив. Но не той лубочной, гламурной, неопределенно-лаковой красотой, которую тиражировали журналы и телевидение, а другой – той, что шла из народа, из глубины веков, от сохи, от земли, от древнего бога Перуна, от татаро-монгольского нашествия, от опричников Ивана Грозного, от партизан восемьсот двенадцатого года, от хлыстов, от Гришки Распутина… вообще, от всех тех, кто ни в грош не ценил забубенную свою жизнь и кто был способен как на подвиг, так и на предательство – смотря к чему толкали клубящиеся вокруг страсти. Бог знает что было намешано в генах Гены Колесова – и неистовство викингов, и безвольная славянская кротость, и хитрость степных кочевников, и казацкая гордость, и цыганский азарт, и даже прибалтийская медлительность…
Он мог показаться на людях в чем угодно, хоть немытый-нечесаный, хоть в опорках – все равно находилась женщина (или даже несколько), готовая идти за ним хоть на край света. Этой женской слабостью Гена, кстати, постоянно пользовался… Он был нежен и одновременно груб. О таких, как он, женщины помнили до самой смерти, помнили и проклинали, он же забывал своих подружек на следующее утро. Он любил только чужое – странная особенность жителей лесостепной полосы. Только то, что было для него недоступно…
Надя его боялась. Почему? Наверное, так пугает любая необузданная стихия, которая не может быть ни плохой, ни хорошей – она просто есть и все, и слабому человеку лучше не стоять на ее пути. Именно потому, что Надя его боялась, она не стала отвечать на его ухаживания в юности. Гена достался Рае.
Теперь он шел по улице усталой, шаркающей походкой, в потертых джинсах, джинсовой же жилетке нараспашку и пыльных сандалиях на босу ногу. Ему следовало бы давно побриться и подстричься, но он почему-то этого не делал. Разумеется, не из пижонских соображений – имидж знойного мачо, конечно, в моде, но Гене, скорее всего, было просто лень заниматься такой ерундой.
Брутальная личность, одним словом. И было в нем что-то такое…
– Урод… – с ненавистью и обожанием прошептала Рая, вцепившись в руль. «Эх, Рая, ну почему ты не чужая…» – буквально так озвучил однажды ее муж свое кредо. – К бабе идет… Второе свидание. Или третье…
– Как ты определила? – спросила Надя.
– На первое, я ж говорила, он цветы тащит и шампанское! – сквозь зубы произнесла Рая. – Ну ничего, я его новой зазнобе волосенки-то повыщипываю…
– Я при этом присутствовать не собираюсь, сразу предупреждаю!
– Да ради бога!
Рая упорно ехала за Колесовым.
Надя решила немного отвлечь ее.
– Нет, нам всем определенно нужны каникулы, – сказала она. – Всем четверым. Да, еще можно захватить и Зину Трубецкую…
Зина Трубецкая была подругой Лили, но, поскольку на дне рождения Лили все встречались и с Зиной, то, хоть и с натяжкой, ее можно было посчитать пятой в их компании.
– Я тогда повешусь, – заявила Рая. – Кто угодно, только не эта Зина…
– Она, конечно, довольно сложный человек, но ее тоже можно понять…
– Ты-то ее поймешь, а вот она нас – нет. Она и Лильку с трудом понимает – ну где-то так, на грани… Эта Трубецкая, кукла крашеная, еще та штучка. Недаром же она мужа своего, миллионера, в гроб свела.
О покойном муже Зины ходило много слухов, но никто ничего не знал точно. Он в самом деле был очень богатым человеком и оставил своей вдове солидный капитал.
– Она золото любит, а не людей, – в сердцах бросила Рая.
– Ты тоже любишь золото, как я погляжу! – засмеялась Надя. Она ничуть не преувеличивала. Пальцы у Раи были в перстнях, даже мизинцы окольцованы, тяжелый браслет на запястье, цепь с кулоном на шее, массивные серьги… Впрочем, все – низкой пробы, относительно дешевое, ширпотребное.
– Да я специально на себе все цацки ношу, – сказала Рая. – Знаешь, почему? Чтобы Колесов не пропил…
– А-а…
– Кстати, Зина Трубецкая – лысая. Абсолютно. От нервов. Как бильярдный шар, – злорадно сообщила Рая.
– Не может быть!
– Ей-богу.
Надя задумалась.
– Нет, Раечка, ты все-таки что-то путаешь, – наконец произнесла она. – Зина Трубецкая не может быть лысой. У нее средства, она может позволить себе пересадку волос и все такое…
– Не может! – ликующе произнесла Рая. – У нее на голове что-то вроде экземы – тоже от нервов. На больную кожу волосы не пересаживают – они на ней не удержатся.
– Какой ужас! Бедная Зина…
– Вот поэтому она все время в платке ходит. Навертит себе тюрбан до потолка… И в Испанию потому с Лилькой отказалась ехать – не в ремонте дело, а в том, что она лысая. Кстати, Колесов прямо к нашему дому направляется… Что бы это значило?
– Думаю, то, что человек просто идет домой! – с досадой воскликнула Надя. – Все, я выхожу…
– Нет, просто та баба ему надоела, – покачала головой Рая. – Все-таки он меня любит!
