– Ангел к нам слетел!.. – очень обрадовались Лиле Михалыч с Зуевым, почти неотличимые друг от друга – опухшие и в одинаковых серых ватниках.
Подруги дружно вытащили сотрапезников из гаража и бросили в сугроб неподалеку. Сопротивления те практически не оказали.
– Ну, где деньги? – повернувшись, сурово спросила Рая у мужа.
– Какие деньги? – хитро прищурился Гена. Даже сейчас, далеко не трезвый, он со своей знойной трехдневной щетиной на щеках выглядел сногсшибательно.
– Которые ты украл! – задыхаясь, закричала Лиля.
– Попрошу голословные обвинения в мой адрес не высказывать… – обиделся Колесов. – Райка, ты – змеюка подколодная, вот кто. И сердца у тебя нет.
– Ах, ты про сердце! – рассвирепела Рая. – Да знаешь ли ты…
– Нечего с ним разговаривать! – остановила ее Лиля.
– Колесов, как ты мог! – вцепилась в Гену Надя.
Подруги вытащили и Гену на снег, вывернули ему карманы. Тот попытался было сопротивляться, но куда ему справиться с тремя разъяренными женщинами.
Денег не было, если не считать мятой десятирублевки.
– Это конец… – прошептала Рая и обессиленно упала в сугроб рядом с мужем.
Лиля тем временем принялась допрашивать Михалыча и Зуева. Мужики говорили с трудом, но все-таки из их несвязной речи можно было понять, что они тут давно сидят и «весь район к ним приходил, пока у Гены бабки не кончились».
– Значит, все-таки были у тебя деньги! – Рая ногой толкнула мужа.
– А зачем ты с фашистом связалась?.. – с ненавистью пробормотал Гена. – Зачем?..
– Господи, Колесов, эти деньги мы для Альки собрали! – закричала Рая.
– А ты говорила – целый год кутить можно… – вздохнула Надя. – Они вон как быстренько такую сумму все спустили!
– Брось его, Райка, – продолжал бормотать Гена, щурясь на темно-синее вечернее небо. – Брось его, он плохой!
– Давайте их в гараж обратно затащим, – вздохнула Рая. – Не то замерзнут они здесь.
Тихо падал снег, и горели уютным желтым светом окна соседнего дома…
Так подруги лишились всякой надежды помочь Альбине.
После того Лиля впала в депрессию и заявила, что пойдет работать. Это было сильное заявление.
Рая занялась разменом своей квартиры. Ну не могла же она в самом деле оставить свою мать рядом с Колесовым!
Надя занималась переводами сутки напролет.
Альбина оставалась в тюремной больнице.
В один из таких беспросветных дней к Наде вдруг зашла Зина Трубецкая.
– Как дела? – спросила она с порога, привычно вытирая сапоги о коврик. – Снимать не буду – у меня радикулит.
– Конечно… – пожала плечами Надя.
– Слушай, Надя, я вот чего… – Зина выглядела озабоченной и хмурой, синий тюрбан нависал над лицом. – Я хочу узнать, как там Лилечка.
Она проковыляла в гостиную.
– А ничего так диванчик я тебе подарила… Уж получше того, прежнего!
– Спасибо, Зина, – серьезно ответила ей Надя. – А что касается Лили… Ты бы позвонила ей сама. Она будет рада.
– Рада! – фыркнула Зина. – Она сама мне должна позвонить. После того, что вы со мной сделали…
– Зина, прости! Но ты же знаешь Лилю – ее нельзя было остановить. Когда она узнала, что Адам женится, она словно с ума сошла!
– Не надо было ей туда ездить, – проворчала Зина. – Одно расстройство… Кто ж знал, что она так Адама этого любит!
– Да, просто удивительно! – горячо согласилась Надя. – Я и сама не подозревала, что Лиля на подобные безумства способна.
Зина Трубецкая беспокойно оглядела комнату, стол у окна. И, кажется, не увидела ничего такого, что могло бы ее заинтересовать. Потом махнула рукой.
– Я тогда просидела с Лилькой до утра, а потом уехала домой, – тяжело вздохнув, сообщила она. – А вечером следующего дня мне Мардарьевский звонит. Я ему: «Какая замечательная свадьба, так все замечательно было!» А он мне: «Зинаида Яковлевна, так вы ж не приезжали! Была какая-то особа и еще другая с ней, с вашим приглашением. Покрутились чего-то, нашего охранника током вырубили и уехали. В общем, мы все в недоумении. Вы, – говорит, – не могли бы это как-то объяснить?» Я сразу догадалась, в чем дело… Нельзя мне пить, у меня провалы в памяти случаются. Думала, что была на той свадьбе, а на самом деле не была. Теперь Мардарьевский меня чуть ли не сумасшедшей считает. А это вы с Лилькой были!
– Охранник хотел нас задержать, – тихо произнесла Надя. – Ну, мы с Лилей его твоим электрошокером и… – Она покаянно опустила глаза. – А как там Дарина с Адамом поживают, ты не знаешь?
– Хорошо. Все у них хорошо, – усмехнулась Зина. – Только теперь Адам для Лилечки навсегда потерян. Он за Дариной хвостом бегает.
– Бедная Лиля… Знаешь, Зина, у нас еще одна беда. Ведь в ту же самую ночь Альбина… – Надя запнулась, но нашла в себе силы продолжить: – Альбина мужа своего убила.
– Да что ты! – ахнула Зина. – Не может быть! Это та, с малиновыми волосами которая?! Довел ее таки муж, алкоголик который, да?
– Нет, Альбина – это другая. Темненькая, с большими глазами, – покачала головой Надя. – Она фармацевтом раньше работала. А с малиновыми волосами – Рая.
Зина была так поражена, что опять забегала глазами по комнате, словно искала что-то.
– Водки нет, – наконец, догадавшись, подсказала Надя.
– Какая жалость… Ну, и что дальше?
Надя рассказала ей всю кошмарную историю от начала до конца.
– Так вы на адвоката сбросились, а Райкин муж все украл? – задумчиво проговорила Зина после Надиного рассказа. – Нет, лучше бы его убили, а не композитора этого, Леонтия!
– Лиля хотела тебе позвонить и извиниться, но тогда получилось бы, что она ради выгоды с тобой хочет помириться, – сказала Надя. – Хотя я, в общем, не знаю… На самом деле она тебя в каждом разговоре вспоминает – «была бы рядом Зина, Зина бы сейчас нам что-нибудь дельное посоветовала» и все такое…
– Все время меня вспоминает? – вздрогнула Зина, и в лице ее что-то неуловимо изменилось. – Господи, Лилечка моя… А я-то на нее обижаюсь! – Она заерзала еще сильнее. – Так с каким адвокатом она ходила договариваться?
– С Вердиным. Дитрихом Вердиным.
– С Тришкой, значит! – ахнула Зина. – Так я ж его почти двадцать лет знаю. Он мне как брат, с Вадиком, мужем моим, все дела вел. К Тришке Вердину вы пошли, оказывается… Ненормальные! Он бы за это дело бесплатно взялся, если б вы меня заранее предупредили.
– Зина, но мы же не знали…
– Не знали! Эх, Лилька, гордячка… – Зина вдруг пустила слезу. – Она ж мне как дочь!
– Как дочь? – невольно переспросила Надя.
