Тот изо всех сил пытался поставить кубок на стол, но пальцы его не слушались, и ему удалось это только с третьей попытки. На кисти его остались поблескивать пятна золотой жидкости.
Я, тронув его за плечо, жестами показал:
– Хэрт, я с тобой.
А что еще тут сказать? Надо же было, чтобы он знал: в этой комнате есть человек, который ему сочувствует.
Мне поневоле вспомнился рунный камень, который он показал мне полгода назад. Перт – знак пустой чаши. Любимый символ моего друга-эльфа. Он признался, что детские годы опустошили его. Поэтому он наполнил себя рунной магией и новой семьей. В числе прочих членом ее был и я. И мне очень сейчас хотелось проорать прямо в ухо мистеру Олдерману, что его сын куда лучший эльф, чем когда-либо были его родители.
Вот только вряд ли бы вопли помогли делу, из-за которого мы сейчас здесь находились.
У меня был вариант оживить Джека, разбить витрину и силой экспроприировать камень. Только ведь у мистера Олдермана наверняка состоял на службе какой-нибудь там отряд быстрого реагирования. А в таком случае исцеление Блитцена просто теряло смысл. Привести его в норму лишь для того, чтобы он был почти тут же убит охранниками этого мерзкого типа? К тому же я сомневался, что Скофнунг сработает, если владелец нам не вручит его добровольно. У волшебных предметов странные установки, тем более если они идут в комплекте с заколдованным мечом.
– Мистер Олдерман, – снова заговорил я, изо всех сил сдерживая ярость в голосе. – Чего вы от нас хотите?
– Простите, не понял, – чуть приподнял брови он.
– Ну, кроме желания, чтобы ваш сын всегда был несчастным, – продолжал я. – Этого вы добились, и у вас классно вышло. Но, насколько я понял из ваших слов, для вас нет никакого прока в помощи нам. А если он вдруг появится? И какой именно прок вам нужен от нас?
Он одарил меня чуть наметившейся на губах улыбкой.
– Я смотрю, молодой человек знает толк в бизнесе. Впрочем, от вас, Магнус Чейз, мне требуется не столь уж много. Вам, вероятно, известно, что Ваны – наши родовые боги. А Фрей, соответственно, наш покровитель и повелитель. Когда он еще пребывал в младенческом состоянии, ему подарили на первый зубок весь Альфхейм.
– То есть он вас пожевал и выплюнул, – вырвалось у меня.
Улыбка на губах мистера Олдермана увяла, так до конца и не распустившись.
– Я имею в виду, что дружба с сыном Фрея весьма ценна и полезна для нашей семьи. Поэтому моя просьба заключается в следующем: вы согласитесь у нас какое-то время пожить и, возможно, принять участие в небольшом приеме всего лишь для нескольких сотен наших ближайших знакомых. Покажетесь им, сделаем с вами несколько снимков для прессы. Вот как-то так.
Я в это время глотнул из кубка, и чудо-напиток показался мне на сей раз омерзительным. Перспектива совместного снимка с мистером Олдерманом радовала меня не больше, чем отсечение головы гарротой.
– Значит, считаете, что ваш сын, которого вы стесняетесь, до того испортил вам репутацию, что теперь только я вам могу распушить реноме? – осведомился с издевкой я.
– Теряюсь в догадках по поводу термина «распушить», но полагаю, мы с вами друг друга поняли, – отвечал мне он.
– Да вроде все ясно. – Я поглядел на Хэртстоуна, но он сейчас находился в малокоммуникабельном состоянии. – В общем, мистер Олдерман, если я соглашусь на совместное фото с вами для прессы, вы согласитесь отдать нам камень?
– Ну-у, – протянул этот достойный джентльмен, потягивая напиток из кубка. – Я еще ожидаю взамен кое-каких деяний от своего строптивого блудного сына. У него здесь осталось незавершенное дело. Он недоискупил вину и обязан наконец заплатить вергельд.
– Что еще за вергельд? – взволновался я, очень надеясь, что эта штука не связана с вервольфом, то есть с волками.
– Хэртстоун прекрасно знает, что я имею в виду, – уставился на него мистер Олдерман. – И учти, – угрожающе сдвинул он брови. – Все должно на сей раз пройти без сучка без задоринки. Просто выполни то, с чем был должен справиться уже много лет назад. А Магнус, пока ты справляешься, поживет в нашем доме.
– Стойте! О чем вы? – вмешался я. – Мы не сможем остаться у вас надолго. Меньше чем через четыре дня нам совершенно необходимо быть в другом месте.
На сей раз мистер Олдерман улыбнулся так широко, что нам стали видны почти все его идеально белые зубы.
– В таком случае Хэртстоуну надо поторопиться. – И, резко поднявшись с жесткой скамьи, он крикнул: – Инге!
Хульдра примчалась с полотенцем в руке.
– Обустрой моего сына и моего гостя, – отдал приказ мистер Олдерман. – Они будут жить в старой комнате Хэртстоуна. И не рассчитывайте, Магнус Чейз, что вам дозволено здесь своевольничать, – проговорил он сурово. – Мой дом – мои правила. Только попробуйте забрать сами камень, и, сын вы Фрея или нет, для вас это плохо кончится.
С этими словами он грохнул об пол свой кубок с остатками напитка, словно стремясь, чтобы даже лужа от него получилась гораздо больше, чем у сына.
– Убрать здесь все, Инге, и подтереть! – рявкнул он напоследок и, громко топая, вышел из комнаты.
Глава XXIV. О, вы хотите дышать? Тогда это вам обойдется еще в три золотых
Комната Хэртстоуна? Она была больше похожа на изолятор Хэртстоуна.
Мы вытерли лужи с пола гостиной (именно мы, а не Инге, потому что настояли на помощи ей), а затем она повела нас по широкой лестнице на второй этаж, а затем дальше, по холлу, украшенному дорогими гобеленами, между которыми, в нишах, красовались очередные артефакты. Наконец мы остановились возле гладкой металлической двери, без малейших изысков и украшений. Отпирая ее большим старомодным ключом, девушка сморщилась, словно обжегшись.
– Ох, извините, – сказала она. – Но дело в том, что все замки в этом доме сделаны из железа, а это очень неприятно для таких духов, как я.
Мне показалось, что «очень неприятно» чересчур мягко сказано. Вид у нее был такой, словно ее подвергли жестокой пытке. Видимо, мистер Олдерман специально поставил такие замки, чтобы Инге без нужды не открывала двери. Впрочем, вполне допускаю, ему просто доставляло удовольствие видеть, как она каждый раз, вставляя ключи в замочные скважины, корчится от невыносимой боли.
За дверью простерлась комната размерами с мой номер в Вальгалле. Но если мой номер был оборудован так, чтобы я ощущал себя в нем комфортно и получал удовольствие, то в помещении, где мы сейчас находились, буквально каждый предмет служил совершенно противоположной цели – выводить Хэртстоуна из себя.
Во всех других помещениях этого дома, которые я успел увидеть, были окна. Здесь они отсутствовали, и яркие солнечные лучи, которые так любят эльфы, заменял резкий, холодный и раздражающий свет тянущихся рядами вдоль потолка люминесцентных ламп, из-за чего мне казалось, что я попал в магазин уцененной мебели.
