* * *
Звонок оказался неожиданным. Первое время после встречи с человеком в маске я постоянно жила в напряжении – а вдруг? А вдруг сейчас, сегодня? Что мне делать тогда? Но ничего не происходило, и я уже начала думать, что все это мне привиделось на невыносимой жаре. И вот вечером в середине декабря мой мобильный зазвонил и выдал на дисплей фразу «номер засекречен». Я ответила без всякой опаски, но, когда услышала голос, едва не выронила трубку – со мной говорил человек в маске.
– Здравствуй, Саша. Не забыла обо мне?
– Нет. Что вам нужно?
– Как продвигается твое лечение? Говорят, ты уже хорошо ходишь?
– Какое это имеет значение? – хмуро поинтересовалась я.
– Самое прямое, – усмехнулся он. – Я предлагаю тебе рандеву. Ты была когда-нибудь в Петербурге?
– Нет. И не мечтаю.
– А придется.
Тон разговора понемногу ужесточался, в голосе звонившего все явственнее звучали угрожающие нотки.
– Кстати, как здоровье твоего мужа? Я слышал, он неудачно приземлился после своих упражнений и потянул связки на ноге?
И вот тут я совсем потеряла голову от страха. Сегодня утром Сашка, выполняя свои обычные упражнения с шестом, после очередного прыжка попал ногой в небольшую канавку и довольно сильно растянул связки на правом голеностопе. Но как об этом мог узнать человек, не приближавшийся к нашему дому? Или приближавшийся все-таки? Кто из сотрудников службы безопасности работает в две стороны?
– Что ты молчишь, Саша?
– Спасибо, с ним все в порядке, – с трудом выдавила я и в ответ услышала смех:
– Но это легко исправить, ты ведь понимаешь? Откажешься лететь в Петербург – и все может измениться.
– Что я должна буду там делать? – хмуро спросила я, понимая, что проиграла этот раунд и вынуждена сдаваться.
– Вот это деловой разговор, – одобрил звонивший. – Встретишься с моим человеком завтра в кафе «Светелка», знаешь, где это?
– Знаю. Во сколько и как я его узнаю?
– Он сам тебя узнает.
Положив трубку, я надолго впала в оцепенение. Завтра мне придется ехать в город и общаться не пойми с кем на весьма щекотливую тему – ведь не Эрмитаж посмотреть меня туда отправляют... Как же я ухитрилась так влипнуть-то?
Весь день я прослонялась по дому мрачнее тучи, грызла ноготь большого пальца и все думала и думала. От мыслей хотелось сойти с ума. Снова нагромождать вранье, выдумывать, изворачиваться, выкручиваться. Как я устала... И только страх за мужа заставляет меня подчиняться какому-то неведомому кукловоду.
Спать я легла пораньше, сославшись на головную боль, и муж не стал мучить меня разговорами, лег рядом и обнял, убаюкивая, как ребенка.
* * *
В кафе я выбрала стол ближе к барной стойке, чтобы меня видело как можно больше народа. Не знаю, с какой целью я старалась запомниться большему количеству посетителей и персонала кафе, но сделала для этого все. Я уронила стакан, потребовала заменить скатерть, потом устроила тихий скандал из-за кофе, показавшегося мне холодным, – словом, выступила с показательными упражнениями. Придется оставить официанту чаевые побольше, «во искупление», так сказать.
Человек, с которым мне предстояло общаться, явился с опозданием на полчаса, когда я уже собиралась встать и послать всех далеко и грубо. Но, едва я подняла руку, чтобы попросить счет, как за моей спиной раздалось:
– Александра?
Я обернулась – передо мной стоял дядька одного со мной роста, с отвисшими щеками и заплывшими жиром глазками, с омерзительно выпирающим из-под задравшейся рубахи брюхом и плешивой головой.
– Да. И что? – с вызовом ответила я.
– А то – не ори, дура, не на рынке! – зашипел вдруг незнакомец. – Ты какого хрена уселась посреди зала? Стола потише не нашла? Сразу бы на барную стойку лезла! А, ну да – ты ж не можешь, хромая ведь, я и забыл совсем, – последнюю фразу он добавил уже с ехидной ухмылочкой, и я испытала жуткое желание врезать ему коленом хромой ноги как раз туда, куда так не любят получать мужчины.
А он уже махал официанту:
– Эй, обер! Перетащи-ка с этого стола все во-о-он в тот уголок, а мне принеси меню.
Мне пришлось проследовать за ним в полутемный угол возле огромных динамиков и порадоваться, что сейчас день, а значит, никто не станет врубать эту «дуру» на всю мощь.
Пока человек, назвавшийся Валерой, изучал меню, я изучала его и пыталась придумать, как дать знать Никите и Андрею, оставшимся в джипе, что одному из них неплохо бы войти и посмотреть, с кем я сижу, чтобы запомнить внешность и проследить потом за «клиентом». Выйти в туалет показалось мне наиболее логичным, и я встала, однако Валера, оторвавшись от меню, перехватил мою руку с зажатым телефоном:
– Э, нет, подруга. Трубу тут оставь.
– Это еще с чего?
– С того. Ложи на стол, я сказал!
– Клади, – поправила я со злостью, но телефон оставила.
– Иди-иди, грамотейка, – хрюкнул Валера. – И долго не сиди там, у меня работа еще.
В туалете я едва не разревелась от злости, но тут дверь открылась, и вошла высокая девушка в белой водолазке, короткой клетчатой юбочке и высоких сапогах выше колена. Она встала перед зеркалом и принялась поправлять и без того безупречный макияж. И меня осенило.
– Девушка... вы не поможете мне? – вкрадчиво обратилась я к ней, и она обернулась:
– Чем же?
– Я напишу записку, а вы передайте ее, пожалуйста, молодым людям в черном «Гелендвагене», а?
Девушка удивленно приподняла выщипанные в нитку бровки:
– Ой, а это ваша машина – такая здоровая, квадратная, да? Я в марках не разбираюсь совсем...
Черт! Ну, будем надеяться, что значок «Мерседеса» она отличит от всего остального.
– Да, моя, и у меня трудности. Я жду мужа, а ко мне пристал какой-то придурок. Поднимать шум я не хочу, а в машине мои друзья... Пожалуйста, девушка, ну, мы ведь должны как-то проявлять женскую солидарность, а? Я вам заплачу – хотите?
– Ой, да что вы? Зачем? Я все равно ухожу, мне нетрудно, – заверила меня девушка. – Пишите записку.
И она протянула мне листок и ручку. Я наскоро накидала текст с рекомендациями телохранителям, нарисовала на обороте знак «Мерседеса», чтобы подстраховаться от ошибок, и написала номер машины.
– Девушка, вы меня так выручите – просто невозможно! – Я говорила совершенно искренне, даже всплакнуть захотелось.
– Ой, пустяки. Я просто тоже не люблю хамов липких.
Она взяла записку и, повернувшись на каблучке сапога, вышла из туалета. Я же намочила под краном руки и последовала в зал.
Валерий уже успел заказать себе полстола еды и теперь расправлялся с ней, чавкая и облизывая пальцы. Меня едва не вывернуло наизнанку от отвращения – я уже давно не видела людей, столь мерзко ведущих себя за столом.
