Мне четырнадцать лет, у меня день рождения. Зима, снег, во дворе специально выстроена огромная ледяная горка. Праздник будет прямо тут, во дворе, в специально натянутом шатре, где пол подогревается, а по углам расставлены огромные грелки-фонари. Папа пригласил самого модного молодого певца, крутейшего диджея с MTV – словом, расстарался. За моими одноклассниками по домам ездил нанятый папой лимузин с баром, набитым шоколадом, чипсами и кока-колой. И именно в тот день я второй раз увидела этого человека. Вернее – мальчика-подростка лет шестнадцати, худенького, высокого, с большими печальными глазами в пушистых длинных ресницах. Прошлым летом мы катались на его велосипеде в усадьбе Бесо. Медея была в отъезде, а Рамзес, ее племянник, и этот мальчик скрашивали Бесо одинокие летние месяцы. И вот сегодня папа сказал, что Бесо приедет не один. Реваз – так звали этого мальчика. Реваз Кабоблишвили. Меня в тот момент не удивило, что он носит ту же фамилию, что и Бесо – вернее, я не обратила на это никакого внимания. Причину этого я узнала ровно через полгода, когда этого парнишку нашли висящим на нашем заборе в петле из брючного ремня. Только умелые действия охранников отца спасли ему жизнь. Причиной такого нелепого поступка явилась я – вернее, мой отказ встречаться с ним. Он приезжал ко мне все эти полгода, встречал у школы, ждал после тренировок в клубе, приглашал в кино. Он абсолютно мне не нравился. И именно в тот злополучный июньский день я и сказала, что больше не хочу, чтобы он появлялся в нашем доме. Реваз весь вспыхнул и ушел, а через два часа охрана, делавшая обход периметра, обнаружила его висящим на заборе. К счастью, это произошло буквально за несколько секунд до их появления, а потому Реваз остался жив. Папа позвонил Бесо, и когда тот приехал, я, подкравшись к двери комнаты, где лежал под присмотром врача Реваз, услышала нечто, заставившее меня оцепенеть на довольно длительный срок. Моя подростковая психика просто не справилась с информацией. Это произвело на меня такое сильное впечатление, что я неделю боялась выходить на улицу, а однажды проснулась и поняла, что ничего не помню. И этот провал в памяти преследовал меня вплоть до сегодняшнего дня, когда я сдернула трикотажную маску с лица своего заказчика, который одновременно стал и моей жертвой. Реваз Кабоблишвили, внебрачный сын Бесо, которого он скрывал от Медеи, и только мой отец знал обо всем. Реваз, выросший в детдоме, а потом живший у дальних родственников. Бесо отчаянно страдал от этого, но Медея ни за что не позволила бы ему взять мальчика к себе – он стал бы для нее напоминанием об измене мужа. И Бесо тайком встречался с ним, давал деньги, помогал чем мог и старался как-то участвовать в его жизни. После того случая Бесо отправил Реваза в суворовское училище, но туда каким-то образом просочились слухи о неудавшемся самоубийстве, и для самолюбивого парня это стало настоящим кошмаром. Не выдержав, он сбежал оттуда и больше не приближался ко мне и к нашему дому. Я слышала об этом из разговоров отца и Бесо, но в то время это имя мне ни о чем не говорило – моя память блокировала все, что было связано с ним. А Реваз затаился и выжидал момент.
И, кажется, Бесо отчасти подозревал Реваза в тех неприятностях, что валились на нашу семью, как груши из рваного мешка. Подозревал – но до конца не верил, отцовское сердце никак не хотело мириться. А выросший мальчик Реваз отчаянно мстил. Кто бы мог подумать...
Он так тщательно следил за нами, так продумывал каждый ход, ввязал даже Рамзеса, который помогал ему против воли, будучи завязанным с наркоторговцами и страшно боявшийся того, что Бесо узнает. Шантаж, старый добрый метод, действующий безотказно и эффективно. Нужно просто знать слабое место.
И это именно Реваз, отслеживавший все, что происходило в нашей семье, уговорил Василину Ямских помочь ему. Та, все еще не простившая ни мне, ни отцу публичного унижения при открытии салона, с охотой согласилась. Она приехала в банк и забрала свои алмазы, а потом Реваз сфотографировал их и подбросил фотографию в машину моему мужу. Он тонко рассчитал все: и что папа обратится к дяде Леве, и что поручит он это дело только Акеле, а потому решил еще и ликвидировать ставшего ненужным исполнителя. Прекрасная Василина собиралась шантажировать моего отца, обещая предать огласке тот факт, что из банка пропали ценности, но, видимо, ждала разрешения подельника. Теперь не дождется... Слишком быстро начали развиваться события, у Реваза просто сдали нервы, и машина моего мужа взлетела на воздух. Сашке повезло – он не успел сесть внутрь, слишком рано исполнитель нажал на кнопку. Реваз подстраховался, так как знал, что я рано или поздно откажусь ему повиноваться. И он придумал такой адский план – чтобы Акела погиб если не от моей руки, так на моих глазах. Все рассчитал – и то, что я сразу после разговора с ним рвану в банк, и даже то, что в экстремальной ситуации сяду на мотоцикл. Даже скорость, видимо, прикинул. Интересно, что было бы, успей я рассказать мужу обо всем?
* * *
После суматохи с перевозкой Саши домой я прилегла рядом с ним на раскладушку в зашторенной комнате и закрыла глаза. Очень уж я перенапряглась за эти два дня, казалось, что каждая мышца натянута до предела, каждый нерв – вот-вот лопнет. Я даже ощущала, как все это вибрирует.
– Что с тобой, малышка? – хрипло спросил Акела, дотрагиваясь до меня здоровой рукой.
– Я устала...
Мне так хотелось обнять его, но я боялась причинить боль обожженному телу, а потому даже дышать рядом старалась пореже. Еще учась в институте, я слышала от преподавателей по хирургии, что люди с таким процентом ожога испытывают боли даже при движении воздуха – именно потому перед транспортировкой заведующий распорядился вколоть наркотики. Что мне делать, если эти боли станут постоянными? Как я смогу облегчить их? В голову лезла всякая чушь. Не так давно в городе случилась жуткая история с медсестрой той же больницы, где лежал Саша. Ее муж пострадал от взрыва баллона с газом, сильные ожоги вызывали дикие боли, мужчина кричал днями и ночами, а того количества наркотиков, что отпускали по рецепту, не хватало даже на полдня. Девчонка сперва научилась обманывать врачей в стационаре, вводя больным вместо промедола физраствор, а шприц с наркотиком выносила в кармане, но и этого было недостаточно – даже в реанимации назначения промедола не так часты. Кроме того, все-таки нужно обладать определенной ловкостью рук, чтобы провернуть такое – наркотик набирается в шприц и вводится в присутствии врача, ампула сдается под кучу росписей. Как уж там она ухитрялась подменить шприц, не знаю, но риск был. Состояние мужа все ухудшалось, и в конце концов она не выдержала и во время дежурства выкрала ключи от сейфа, где хранились наркотики. Да, это была отчасти и вина ответственного врача – ну, как можно выпустить из рук ключи от сейфа? Но факт остался фактом – ее задержали и осудили, а муж, еще когда шло следствие, не вынес болей и удавился на простыне. Вот такая жуть... Меня потом долго преследовала картина – обожженный умирающий от боли человек наматывает себе на шею простыню. Нет, мой Сашка – сильный, он справится. Я произносила это как молитву, как заклинание, надеясь, что там, наверху, меня услышат и хоть как-то облегчат страдания моего любимого.
Неожиданно позвонил Маросейкин и попросил разрешения подъехать. Я с удивлением согласилась – что это ему нужно на ночь глядя? Полковник прикатил на своем автомобиле и привез какой-то конверт.
