Гийо де Провен, монах, принадлежавший ко многим орденам и осудивший свое время как "подлое и грязное", свидетельствовал о честности храмовников, ставил их выше всех других религиозных орденов. Он считал их жаждавшими смерти, аскетичными рыцарями, которыми можно восхищаться, но не присоединяться к ним.
Гораздо лучше быть трусливым и живым,
Чем мертвым и прославленным за смелость.
Орден храмовников мне хорошо известен,
Он доблестен, тверд в вере, превосходен,
Но жизнью дорожу и не вступлю в него.
Однако те, кого с рождения готовили в рыцари, кто не имел возможности жениться или унаследовать земли, зачастую предпочитали возвыситься до управления замком храмовников в Леванте или в Испании, а не существовать на подачки феодала в Европе. Заслуги в бою и в организации вели к повышению в иерархии ордена. Феодальный титул редко играл роль при выборе Великого Магистра, хотя возрастающее богатство и могущество ордена соблазняли честолюбивых и алчных людей попытаться его возглавить.
Последний Великий магистр, Жак де Моле, не принадлежал к таким людям. Опытный в ведении войны, невежественный в дипломатии, он стал жертвой собственной ограниченности. Как и многие другие французские храмовники, Жак де Моле признался под пытками в ереси и скверне. Да, храмовники предавались содомскому греху, и были принуждены целовать уста, пупок и анус посвящавшего их. Да, новициатов заставляли плевать на распятие. Да, храмовники поклонялись дьяволу Бафомету, которого символизировал украшенный драгоценными камнями череп или деревянный фаллос. Еще они поклонялись дьяволу в виде идола с кошачьей головой в присутствии юных девственниц и дьяволиц. Тридцать шесть парижских храмовников через несколько дней после ареста умерли под пытками, остальные же признавались во всевозможных садистских и сексуальных фантазиях того времени. Храмовников сделали козлами отпущения главным образом за утрату Святой Земли; их обвинили в продаже мусульманам того, что они защищали с оружием в руках.
Это было единственное обвинение, выдвинутое против храмовников, которое имело под собой какое-то основание. За долгие годы они стали политиками от христианства, более готовыми приспосабливаться к мусульманским правилам и обычаям в собственных интересах, чем нападать с мечом на все исламское. Эта политика в сочетании с тем, что они умели говорить по-арабски и, в отличие от рыцарей других христианских орденов, носили длинные бороды на мусульманский манер, что играло на руку их хулителям. Противники храмовников не забыли, что первым домом Ордена была мечеть, построенная на месте Соломонова Храма в Иерусалиме. Прибывшему мусульманскому посланцу позволяли молиться там Аллаху, обратясь лицом к Мекке, хотя мечеть была превращена в христианскую церковь. Храмовники сами зачастую говорили о том, что Дева Мария, которая была их покровительницей, упоминается в Коране. Они знали тайные учения Востока; их комплекс молитв, постов и бичевания за грехи был достаточно суровым, чтобы удовлетворить самых строгих мусульман; и они знали, что их положение в Леванте останется прочным лишь до тех пор, пока у них есть союзники-арабы, и арабский мир остается разделенным. Когда храмовников обвиняли в поклонении Бафомету, в действительности их, скорее всего, обвиняли в ведении дел с последователями Мухаммеда.
Сколь бесстыдными и нелепыми ни были большинство обвинений против храмовников, орден оказался не защищенным от нападок со стороны светского государства благодаря собственной гордости, независимости и секретности. Случаи содомского греха и оплевывания распятия, возможно, иногда действительно имели место в некоторых храмах. Однако в целом храмовники пострадали потому, что европейские короли хотели централизовать свои государства. Иерусалимское королевство и храмовники стали жертвами революционных королей, занявшихся своими странами, а не объединением христианского мира. У храмовников имелись имения по всей Европе, во многих доходы были выше, чем у феодалов. В ноябре 1307 года, когда римский папа Климент Пятый приказал европейским королям арестовать всех храмовников на их территориях, лишь Денис Португальский и отлученный от церкви Роберт Брюс Шотландский не воспользовались возможностью присвоить такое богатство. Хотя имущество храмовников в конце концов перешло к госпитальерам, из рук королей выскользнуло очень немного; и госпитальеры благоразумно отказались от крупных владений, так как это могло привести их к конфликту со светской властью.
Жак де Моле, который погубил свой орден приказом сдаться и делать признания, кончил тем, что взял свои показания назад и стал отрицать все дурное, что сказал об ордене. В 1314 году, когда его вывели на помост перед собором Парижской Богоматери, чтобы зачитать приговор, он заявил: "Признаюсь, что действительно виновен в постыдном поведении. Но это постыдное поведение заключается в том, что я лгал. Лгал, признавая отвратительные обвинения против моего ордена. Я заявляю, я должен заявить, что орден невиновен. Его чистота и праведность никогда не осквернялись. Честно говоря, я показывал обратное, но делал это из страха перед ужасными пытками". На другой день Жака де Моле сожгли заживо.
Так окончил существование орден храмовников как реальная сила, став жертвой алчности королей, собственной гордости и богатства. Как вопрошал современный поэт:
Собратья, магистры храма,
Богатая, гордая знать.
Где они? Что с ними сталось?
То была грозная рать,
Они лишь приобретали, не думали отдавать…
В конце концов им пришлось отдавать, чтобы утолить алчность королей, власть которых была верховной, неограниченной.
БЕГСТВО ХРАМОВНИКОВ
Хотя арест и убийство Жака де Моле королем Филиппом прошли столь же успешно, как расправа Гитлера с Рёмом и его штурмовиками, не сохранилось никаких сведений о том, что король нашел в Париже казну храмовников, а также архивы ордена и его флот, который базировался главным образом в Лa-Рошели, Бретань. Многие свидетельства и некоторые предания указывают на то, что казну и большую часть архивов вывезли на судах храмовники, бежавшие в Португалию, на западное и восточное побережья Шотландии, где их радушно приняли. Получивший предупреждение де Моле приказал изъять многие архивы и сжечь. Одним из признаний, вырванных у французских рыцарей-храмовников инквизицией и записанных по-латыни, являются показания Иоанна де Шалона из Пуатье. Он утверждал, что Жерар де Вильер, настоятель ордена, подчинявшийся казначею, Гуго де Перо, заранее узнал о будущих массовых арестах и бежал из Парижа с пятьюдесятью рыцарями, которым приказал выйти в море на восемнадцати галерах ордена. Добавил, что еще один рыцарь, Гуго де Шалон, бежал "со всеми сокровищами казначея, брата Гуго де Перо" — сит toto thesauro fratris Hugonis de Peraudo. До него никто из знавших об этом рыцарей не смел в том признаваться. Разумеется, Жерар де Вильер и Гуго де Шалон избежали первых арестов и были схвачены лишь несколько дней спустя. Все, что они взяли с собой, уже исчезло.
Рыцари, которым удалось бежать морем, отправились в Шотландию и Португалию, высадились на сушу возле Назаре и оттуда отправились в свою главную крепость, в Томар. Там храмовников приняли особенно хорошо благодаря их опыту в мореплавании. В Леванте они на своих парусных судах первыми стали использовать компас, треугольный парус, который переняли у арабских дау, и рулевых. Само слово, которое использовали для названия судна, барка или барк, представляет собой сокращенное арабское слово барака. И новые карты атлантического побережья Европы, Средиземноморья и Северной Африки, разительно отличавшиеся от птолемеевских карт, которыми раньше пользовались европейцы, очевидно, вели происхождение от торгового опыта храмовников и знания арабской картографии, поскольку впервые они появились вскоре после подавления ордена, так как рыцари Храма скрывали их от торговых соперников. Что бы храмовники-беженцы ни увезли с собой, они объединились в прежний орден под другим названием, Рыцари Христа. Суда переименованного ордена ходили под восьмиконечным красным крестом храмовников. Рыцарем Христа был Васко да Гама, совершивший плавание в Индию, обогнув Африку; а принц Генрих Мореплаватель
[23] стал его Великим магистром.
