Не могу! Проклятая трусиха... Ничтожная, слабая. Не могу, и
все тут.
— Эвер, я прошу тебя, скажи, что случилось? — спрашивает
Деймен, пугаясь моих слез. — Ты уже несколько дней такая. Это из-за меня? Я
сделал что-то очень плохое? Пойми, я почти не помню, что со мной происходило. А
то, что вспоминается, — ты ведь понимаешь, это на самом деле был не я. Я бы
никогда тебя не обидел!
Я обхватываю себя руками, вцепившись в плечи и наклоняя
голову. Сделаться бы совсем крошечной, чтобы Деймен даже не мог меня
разглядеть. Я знаю, он говорит все равно, он не способен причинить мне зло, это
только я могла сделать такое ужасное, непоправимое, бессмысленное до идиотизма…
Только у меня хватило глупости поверить Роману. Как же, не терпелось доказать,
что я одна могу спасти Деймена! И что получилось!
Деймен подходит ко мне, обнимает за талию и притягивает
ближе. А я не могу рисковать, мои слезы для него смертельны, нельзя, чтобы они
попали на его кожу.
Я вскакиваю и бегу к океану. Останавливаюсь у кромки воды,
лодыжки окатывает холодной белой пеной. Нырнуть бы в этот огромный океан, и
пусть меня унесет течением... Все что угодно, лишь бы не произносить страшные
слова. Как сказать моему суженому, которого я люблю вот уже четыреста лет,
который подарил мне вечность, — как сказать ему, что я все погубила?
Я долго стою, молча и неподвижно. Дождавшись, пока солнце
скроется за горизонтом, я наконец оборачиваюсь и, не отрывая глаз от темного
силуэта, почти неразличимого в ночи, выталкиваю сквозь перехваченное горло:
— Деймен, милый... мне нужно кое-что тебе рассказать.
Глава 2
Я опускаюсь на песок, упираясь руками в колени. Хоть бы
Деймен посмотрел на меня, хоть бы сказал что-нибудь... Даже если он скажет
только то, что я и так уже знаю: что я совершила глупую ошибку, которую вряд ли
получится исправить. Я с пониманием приму его слова — черт возьми, заслужила!
Но я не могу вынести, когда он молчит и отрешенно смотрит куда-то вдаль.
Я уже готова заговорить, чтобы хоть как-нибудь нарушить
невыносимую тишину, и тут Деймен переводит взгляд на меня. Глаза у него такие
усталые: по ним сразу видно, что он прожил шестьсот лет.
— Роман... — Деймен вздыхает, качая головой. — Я не узнал
его, Я даже не думал...
Он обрывает фразу и снова отводит взгляд.
— Как ты мог его узнать? — Я спешу стереть, снять с него
чувство вины. — Ты с первого дня оказался под его чарами. Будь уверен, он все
заранее спланировал. Нарочно убрал все твои воспоминания!
Деймен вглядывается в лицо, затем встает и поворачивается ко
мне спиной. Сжав кулаки, смотрит на океан и спрашивает:
— Он тебя преследовал? Сделал что-нибудь?...
Я мотаю головой.
— Ему другое было нужно. Он хотел причинить мне боль через
тебя.
Деймен оборачивается. Его глаза темнеют, лицо становится
жестким.
— Моя вина.
Я широко раскрываю глаза. Как он может такое думать, я ведь
только что все объяснила?
Я вскакиваю на ноги, подбегаю к нему и кричу:
— Не смеши! Конечно, ты ни в чем не виноват! Ты хоть слушал,
что я тут говорила? Роман отравил твой эликсир и тебя загипнотизировал! Ты
вообще ни при чем, ты все делал по его приказу! От тебя ничего не зависело!
Я еще не успела договорить, а он уже отмахнулся.
— Эвер, пойми, дело не в тебе и не в Романе. Дело в карме.
Воздаяние за шесть веков, когда я жил только для себя. — Деймен встряхивает
головой и смеется — только вот смеяться вместе с ним почему-то совсем не
хочется. — После стольких лет, что я любил тебя и терял снова и снова, я был
уверен, что это мне наказание за все то время, когда я не замечал, что ты
умираешь от рук Трины. Зато теперь я вижу правду. Я думал, что перехитрил
карму, когда сделал тебя бессмертной, чтобы ты навсегда осталась со мной, а
карма посмеялась над нами — подарила нам вечность, чтобы только смотреть друг
на друга и никогда больше не коснуться.
Я тянусь к нему — обнять, утешить, убедить, что это все
неправда. И тут же отдергиваю руку, вспомнив, что дотрагиваться нельзя.
— Неправда! — Я не свожу с Деймена глаз. — С чего ты взял,
что именно тебя наказывают, когда ошибку совершила я? Неужели ты не понял? —
Его странная логика выводит меня из себя. — Роман давно все спланировал. Он
любил Трину — спорим, ты этого не знал? Он — из тех сирот, которых ты спас от
чумы тогда, во Флоренции. Он любил Трину все эти столетия, он сделал бы для нее
все, что угодно. А Трина и думать о нем не хотела, она любила только тебя — а
ты любил только меня. И когда я ее убила, Роман решил мне отомстить — через
тебя. Он хотел, чтобы я испытала ту же муку, что и он, когда потерял Трину —
никогда больше не прикоснуться к любимому человеку. Все произошло так быстро, я
просто...
Умолкаю, поняв, что напрасно трачу слова. Деймен с самого
начала меня не слушал. Он убежден в своей вине.
Не выйдет! Ни за что в это не поверю и ему не позволю.
— Пожалуйста, Деймен, послушай меня! Нельзя сдаваться! Не
карма виновата, а я. Я совершила ошибку — ужасную, чудовищную ошибку… Но это
еще не значит, что мы не сможем ее исправить! Должен быть какой-то способ.
Я цепляюсь за лживую надежду, изображая энтузиазм, какого на
самом деле в себе не чувствую.
Деймен маячит передо мной темным силуэтом в ночи. Тепло его
усталых глаз — единственное наше объятие.
— Зря я все это начал, — говорит он. — Не надо было делать
эликсир — пусть бы все шло естественным путем. Серьезно, Эвер, только посмотри
— это никому не принесло ничего, кроме боли. — Деймен встряхивает головой, а
взгляд у него такой грустный, такой измученный, что у меня сердце сжимается. —
Впрочем, у тебя есть еще время. Перед тобой целая жизнь. Целая вечность, в которой
ты можешь стать кем пожелаешь. А я... — Он передергивает плечами. — На мне
словно зараза. Думаю, итог моих шести столетий вполне очевиден.
— Нет! — Мой голос срывается, и губы трясутся так, что дрожь
переходит на щеки. — Не смей убегать, не вздумай опять меня бросить! За этот
месяц я прошла через ад, лишь бы тебя спасти, и теперь не собираюсь от тебя отказываться!
Ты сам сказал: мы предназначены друг для друга. Просто у нас временные
трудности, только и всего. Если мы очень постараемся, я знаю, мы вместе
что-нибудь придумаем...
Мой голос постепенно затихает. Я вижу — Деймен уже ушел в
себя, замкнулся в своем тоскливом стылом мире, где он один во всем виноват. И я
понимаю, что пришло время рассказать недосказанное — ту печальную часть моей
истории, о которой я предпочла умолчать. Может, хоть тогда он посмотрит на все
иначе...
— Это еще не все. — Я тороплюсь, захлебываюсь словами и сама
не знаю, как сформулировать то, что должно за этим последовать. — Погоди делать
выводы и винить во всем себя. Сначала узнай кое-что. Гордиться мне тут нечем, и
все-таки...
