Я набираю в грудь побольше воздуха и рассказываю ему о своих
путешествиях в Летнюю страну — магическое измерение между мирами, и о том, что,
когда пришлось выбирать между Дейменом и моими родными, я выбрала их, а не его.
Вообразила, будто смогу вернуть украденное будущее, а в результате лишь
получила урок, который и без того знала: иногда судьба нам неподвластна.
С трудом сглотнув комок в горле, утыкаюсь взглядом в песок.
Мне не хочется видеть выражение лица Деймена, когда он посмотрит в глаза той,
что его предала.
А он, вместо того чтобы злиться или расстраиваться, окружает
меня чудесным белым сиянием, таким успокаивающим, таким всепрощающим, таким
чистым, словно портал в Летнюю страну, только еще лучше. Я зажмуриваюсь и тоже
окружаю его сиянием в ответ. Когда я вновь открываю глаза, нас обоих окутывает
восхитительная теплая светящаяся дымка.
— У тебя не было выбора, — говорит Деймен с нежностью,
лаская меня взглядом. Он изо всех сил старается облегчить груз моего позора. —
Конечно, ты выбрала родных. Все правильно. Будь у меня выбор, я сделал бы то же
самое.
Я в ответ одаряю его еще более ярким сиянием и добавляю
телепатическое объятие. Знаю, это не утешит так, как настоящее, но пока что и
так сойдет.
— Я знаю о твоей семье. Я все видела... — Глаза Деймена
темнеют, и я с трудом заставляю себя продолжать: — Ты никогда не рассказываешь
о своем прошлом: откуда ты, как ты жил раньше... Поэтому однажды в Летней
стране я спросила о тебе, и мне показали всю твою жизнь.
У меня вырывается вздох, когда Деймен заглядывает в мои
глаза и мысленно обводит кончиками пальцев контур моей щеки. Телепатический
образ настолько ощутим, что кажется почти реальным.
— Прости, — говорит Деймен, мысленно поглаживая большим
пальцем мой подбородок. — Прости, что я замкнулся в себе и вынудил тебя пойти
на такое. Хотя все случилось очень давно, я предпочитаю об этом не вспоминать.
Я киваю. Не собираюсь на него давить. Когда у человека на
глазах убивают обоих родителей, а потом его самого много лет мучают в приюте...
Не та тема, которую хотелось бы обсуждать.
— Но это еще не все. — Может, я смогу вернуть хоть частичку
надежды, если расскажу о том, что узнала. — Когда я просматривала твою жизнь, в
самом конце тебя убил Роман. Казалось бы, так суждено, и все же я сумела тебя
спасти. — Я чувствую, что не убедила Деймена, и спешу продолжить, пока он окончательно
не перестал меня слушать: — Ну да, может, судьба — это нечто постоянное, и ее
нельзя изменить, но иногда ее определяют только наши поступки и ничего больше.
Поэтому, вернувшись в прошлое, я все равно не смогла спасти своих — ведь их
судьба уже решилась. Райли сказала за секунду перед тем, как они погибли во
второй раз: «Нельзя изменить прошлое. Оно уже свершилось». А когда я снова
попала сюда, в Лагуну, я все-таки спасла тебя. Значит, будущее может
измениться. Не всем управляет судьба.
— Наверное. — Деймен вздыхает, глядя мне прямо в глаза. — И
все же от кармы не уйти, Эвер. Она никого не судит, она не различает добра и
зла, как думает большинство людей. Это просто результат всех наших поступков —
и позитивных, и негативных. Что посеешь, то и пожнешь. Круг замыкается, и все,
что ты сделал в жизни, к тебе возвращается. Всякое действие влечет за собой
противодействие. Вот мои действия меня сюда и привели. — Он встряхивает
головой. — Все это время я твердил себе, что сделал тебя бессмертной из любви,
а сейчас вижу, что на самом деле — из эгоизма. Я просто не мог без тебя.
Поэтому все и случилось.
— Вот, значит, как? — Не могу поверить, что он так легко
сдается! — Стало быть, конец всему? Ты совершенно уверен, что это карма тебя
догнала, и даже не попытаешься бороться? Ты столько бился за то, чтобы нам быть
вместе, и на первом же препятствии готов отступить?
— Эвер... — Взгляд у него теплый, любящий, а в голосе все
равно безнадежность. — Прости, но некоторые вещи я просто знаю, и все.
— Ну-ну... — Я качаю головой, уставившись в землю. — Если ты
на пару-тройку столетий старше, это еще не значит, что последнее слово
обязательно останется за тобой! Потому что, если мы действительно вместе, если
наши жизни, наши судьбы на самом деле переплелись, ты должен понимать — все это
происходит не с тобой одним. Меня оно тоже касается. И я не позволю тебе сбежать
— не выйдет! Нужно действовать вместе. Должен быть выход...
Я замолкаю. Меня трясет, горло перехватило так, что говорить
невозможно. Я в силах только стоять против Деймена, мысленно умоляя его
поддержать меня в битве, которую, может, нам и не выиграть.
— Я не собирался тебя бросать. — В глазах у него тоска.— Я
не могу тебя бросить, Эвер! Поверь, я пробовал — и каждый раз возвращался
обратно. Кроме тебя, мне ничего не нужно. Кроме тебя, я никогда никого не любил,
но, Эвер...
— Никаких «но»! — Если бы можно было обнять его,
прикоснуться, прижаться к нему всем телом... — Должен быть выход, и вместе мы
найдем его. Знаю, что найдем! Мы слишком много значим друг для друга, чтобы
позволить Роману нас разлучить. Только я не справлюсь одна, без твоей помощи.
Пожалуйста, обещай мне... обещай, что ты попытаешься.
Он смотрит на меня, словно притягивая взглядом. Закрывает
глаза — и пляж наполняется тюльпанами. Их так много, кругом сплошь восковые
алые чашечки цветов на зеленых, чуть изогнутых стеблях. Каждый квадратный дюйм
песка покрывают символы нашей бессмертной любви.
Деймен берет меня под руку, и мы идем к машине. Нас
разделяют только его куртка из тонкой черной кожи и моя хлопчатобумажная
футболка. Достаточно, чтобы исключить случайный обмен ДНК, но слишком мало,
чтобы умерить жар, пульсирующий между нами.
Глава 3
— Угадай, что я тебе расскажу?
Майлз усаживается ко мне в машину — большие карие глаза
раскрыты еще шире обычного, детское личико расплывается в улыбке.
— Не ломай голову! Я тебе сам скажу, потому что тебе никогда
не догадаться!
Улыбаюсь — я ведь слышу его мысли за миг до того, как он
успевает произнести их вслух. Вовремя удерживаюсь, чтобы не сказать: «Ты едешь
в театральный летний лагерь, в Италию».
Майлз выпаливает:
— Я еду в театральный летний лагерь, в Италию! Точнее— во
Флоренцию! На родину Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэля...
«И твоего хорошего друга Деймена Августо, который, между
прочим, был знаком с этими великими художниками».
— Я уже несколько недель знал о такой возможности, вчера
вечером объявили официально, а я до сих пор не могу поверить! Восемь недель во
Флоренции! Ничего не делать, только есть, играть на сцене и гоняться за горячими
итальянскими красавцами...
Я оглядываюсь на него, задним ходом выводя машину на дорогу.
— А как на все это смотрит Холт?
Майлз косится на меня.
