— Можешь ты вообразить, что случится, если Сабина, Хейвен
или Майлз узнают правду о нас? Что они подумают, что скажут, что сделают?! Этим
и опасны такие, как Роман и Трина, — они щеголяют своим бессмертием, напрочь
игнорируя естественный порядок вещей. Можешь быть уверена, Эвер, круговращение
жизни существует не зря. В молодости я презирал законы природы, считал, что я
выше всего этого, а сейчас отношусь к таким вещам иначе. В конечном итоге от
судьбы не уйдешь. Будешь ты рождаться заново, как наши друзья, или останешься
прежним, как мы с тобой, — карма все равно тебя настигнет. А побывав в
Призрачной стране, я еще больше убедился, что жизнь должна быть только такой,
как это заложено в природе.
— Что же нам-то остается? — Меня словно обдает холодом,
несмотря на тепло рук Деймена. — Тебя послушать, мы должны сидеть тише воды,
ниже травы, жить только для себя и ни в коем случае не использовать свои
невероятные способности для того, чтобы изменить мир. Как же ты улучшишь карму,
если не будешь помогать другим? Тем более это можно делать анонимно.
Я думаю о Хейвен. Я так надеялась ей помочь...
Деймен не дает мне договорить.
— Что нам остается? Да в точности то же, что и сейчас. Быть
вместе. Навеки. Только нужно соблюдать осторожность и всегда носить амулеты.
Что касается наших магических способностей... Боюсь, тут все несколько сложнее.
Нельзя просто взять и исправить все несправедливости мира. Карма не различает
хорошее и плохое, тут все иначе: за подобное воздается подобным, и в итоге
приходим к равновесию — ни больше ни меньше. Вмешиваясь в ситуации, которые
кажутся тебе трудными, или горестными, или вообще почему-либо неприемлемыми,
тем самым ты лишаешь человека возможности самостоятельно справиться с
трудностями, чему-то научиться в процессе, не даешь ему расти. У несчастий тоже
бывает своя цель. Может, мы поначалу не в силах ее понять, не зная всей истории
жизни человека, его прошлого в целом. Влезать в чужие дела, пусть даже с самыми
лучшими намерениями, — значит отнять у человека возможность пройти свой путь
самому. Лучше так не делать.
— Погоди, что же получается? — Я даже не скрываю своей
злости. — Вот приходит ко мне Хейвен и говорит: «У меня умирает кошка». А я
точно знаю, что могу ей помочь, но не помогаю, иначе возникнут вопросы, на
которые мне нечего будет ответить. Ладно, поняла, хоть это мне и не нравится. А
потом она говорит: «У меня родители собрались разводиться, мне, наверное,
придется переехать, и весь мой мир рушится», — и не подозревает, что я
прекрасно могу ей помочь. Ну, я не знаю. — Я безнадежно машу рукой. — В общем,
помогать нельзя, не то мы ей попортим карму, не дадим пройти путь и так далее.
А что с моей кармой будет после этого?
— Я советую тебе не вмешиваться. — Деймен отворачивается от
меня к картине. — Что бы ты ни делала, родители Хейвен все равно не помирятся,
и даже если ты каким-то чудом выплатишь долг за дом, воображая, будто спасаешь
их... — Он строго смотрит на меня через плечо. Надо же, почувствовал, ведь
именно это я и собиралась! — Дом они скорее всего продадут, деньги разделят и
все равно разъедутся. — Деймен вздыхает, говорит уже мягче: — Прости меня, Эвер.
Наверное, я кажусь тебе старым черствым циником. Может быть, так и есть. Я
слишком много повидал и столько в своей жизни совершил ошибок — ты не
представляешь, как много времени ушло, пока я это понял. И не зря говорится:
всему свой срок. У нас, правда, впереди — вечность, и все же мы должны хранить
тайну.
— А скажи, сколько знаменитых художников писали твои
портреты? Сколько подарков тебе сделала Мария-Антуанетта? Наверняка эти
портреты существуют до сих пор! Наверняка кто-нибудь вел дневник и записал в
нем твое имя! А когда ты работал фотомоделью в Нью-Йорке? А?
— Я и не отрицаю. — Деймен передергивает плечами. — Я был
тщеславным, самовлюбленным — классический Нарцисс. И как же мне было весело!
От смеха его лицо преображается, и он снова становится прежним
Дейменом, которого я знаю и люблю — привлекательным Дейменом, неотразимым
Дейменом, совсем непохожим на зловещего прорицателя.
— Пойми: портреты были сделаны по частным заказам. Даже
тогда у меня хватило ума не выставлять их на публику. Что касается работы
моделью, было сделано всего лишь несколько фотографий для довольно скромной
рекламной кампании. На следующий день я уволился.
— А почему живопись бросил? По-моему, это прекрасный способ
составить хронику неестественно долгой жизни.
У меня уже голова идет кругом от всего этого!
Деймен кивает.
— Беда в том, что мои работы прославились. Я был в упоении,
как ты можешь себе представить, и упивался своим упоением. — Он смеется, качая
головой. — Я рисовал, как безумный, не отходил от холста, ничто другое меня не
интересовало. Я собрал огромную коллекцию, которая привлекла ко мне общее
внимание, прежде чем я наконец спохватился. А потом...
У меня сжимается сердце, когда я вижу образы, возникающие у
него в голове.
— А потом был пожар, — договариваю я шепотом и вижу, как
яростное рыжее пламя взметнулось в ночное небо.
— Все сгорело, — кивает Деймен. — И я тоже — по крайней мере
именно так это выглядело.
Я судорожно втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы и,
встретив взгляд Деймена, не знаю, что сказать.
— Пожар еще не потушили до конца, а я уже уехал, путешествовал
по Европе, нигде подолгу не задерживаясь, как бродяга, как цыган. Даже имя
сменил несколько раз, пока прошло достаточно времени и люди начали забывать. В
конце концов поселился в Париже. Там мы с тобой впервые встретились...
Остальное ты наешь. Но, Эвер... — Он смотрит мне в глаза и явно не хочет
говорить, и все же сказать необходимо, хотя я уже знаю, что сейчас услышу. —
Все это означает, что когда-нибудь — и довольно скоро — нам с тобой придется уехать.
После того, как он это сказал, мне уже трудно понять, как я
раньше сама не сообразила. Это же так очевидно! Прямо-таки бросается в глаза. А
я ухитрялась ничего не видеть. Притворялась, что со мной будет по-другому. Как люди
все-таки умеют обманывать самих себя...
— Я думаю, ты уже не будешь становиться старше. — Деймен
гладит меня по щеке. — Поверь, пройдет не так много времени, и твои друзья
начнут это замечать.
— Я тебя умоляю! — Отчаянно пытаюсь шуткой разрядить
мрачную, гнетущую атмосферу. — Позволь тебе тнапомнить: мы живем в Калифорнии! В
штате, где пластическая хирургия — норма жизни. Здесь никто не стареет. Никто,
правда-правда! Да мы еще его лет можем оставаться такими, как есть!
Я смеюсь, а заметив, как Деймен на меня смотрит, понимаю,
что моя шуточка не к месту. Дело слишком серьезное.
Я плюхаюсь на скамью в центре зала и прячу лицо в ладонях.
— Что я Сабине скажу? — шепчу я.
Деймен садится рядом, обнимает меня за плечи, и от этого
становится чуточку легче.
— Я же не могу изобразить собственную смерть! В наши дни
несчастные случаи расследуют немножко более тщательно.
