Я небрежно киваю, словно слишком увлечена питьем сока, чтобы
ответить.
— А то, если захочешь, я, наверное, еще могу устроить тебя
на ту вакансию...
Я энергично мотаю головой и допиваю остатки сока вместе с
мякотью. Споласкиваю стакан и ставлю его посудомоечную машину.
— Не надо. — Заметив, какое у Сабины лицо, добавляю: —
Правда, не надо. У меня все хорошо.
Сабина внимательно меня разглядывает.
— Эвер, почему ты не говорила, что Пол — твой учитель?
Я замираю — всего лишь на миг, и снова увлеченно
набрасываюсь на овсяные хлопья, которые мне совершенно не хочется есть.
Размешивая ложкой содержимое мисочки, отвечаю:
— Потому что Пол в шикарных ботинках и дизайнерских джинсах
— не мой учитель истории. Вот мистер Муньос в придурочных очках и отглаженных
брючках цвета хаки — это да.
Я подношу ложку ко рту, стараясь не встречаться взглядом с
Сабиной.
— Ты ни словом не обмолвилась. В голове не укладывается...
Она расстроенно качает головой.
Я пожимаю плечами, как будто не хочу разговаривать с набитым
ртом, когда на самом деле я просто не хочу говорить.
— Тебе неприятно, что я встречаюсь с твоим учителем?
Сабина сдергивает с шеи полотенце и прижимает его ко лбу.
Я усердно перемешиваю кашу, понимая, что больше ни глоточка
съесть не в состоянии. И зачем только Сабина начала?
— Лишь бы вы с ним обо мне не разговаривали. — Я
всматриваюсь в лицо Сабины, считываю ее ауру, замечаю, как она вдруг заерзала,
и едва удерживаюсь, чтобы не заглянуть в ее разум. — Вы меня не обсуждаете? — спрашиваю
в упор.
Сабина только смеется, отводя глаза и заливаясь румянцем.
— У нас есть и другие темы для разговоров!
— Да? Например? — Я разминаю хлопья в склизкую разноцветную
массу, вымещая на них свою злость.
Как поступить — сказать Сабине сейчас или приберечь на потом
удивительную новость, что их любовь не продлится долго? У меня ведь было
видение о Сабине с каким-то симпатичным незнакомым парнем, который работает в
том же здании.
— Во-первых, мы оба увлекаемся искусством итальянского
Возрождения...
Я с трудом преодолеваю желание состроить гримасу. Никогда не
слышала, чтобы Сабина говорила о Возрождении, хоть и живу у нее почти год.
— Мы оба любим итальянскую кухню...
О да! Ну точно, родственные души. Единственные два человека
на свете, которые любят пиццу, макароны и вообще любые блюда с тертым сыром и
томатным соусом.
— А начиная с этой пятницы он будет проводить немало времени
в том же здании, что и я!
Я замираю. Перестаю дышать и моргать, только смотрю на нее
во все глаза.
— Его пригласили в качестве эксперта дать показания по делу,
которое...
Губы Сабины шевелятся, руки жестикулируют, а я уже ничего не
слышу. Слова потонули в грохоте моего разбитого сердца, за которым следует
безмолвный вопль.
Нет!
Не может быть!
Не. Может. Быть.
Или может?
Я вспоминаю видение, что посетило меня в тот вечер в
ресторане: Сабина вместе с каким-то обаятельным парнем, который работает в том
же здании. Без очков я даже не узнала мистера Муньоса! И тут мне становится ясно:
он и есть ее судьба! Муньос — тот самый, единственный!
— Тебе нехорошо?
Сабина заботливо протягивает руку, а я отшатываюсь, лишь бы
не коснуться ее. Проглотив комок в горле, наклеиваю на лицо улыбку. Я знаю,
Сабина заслуживает счастья. Черт возьми, даже он заслуживает счастья! И
все-таки, ну почему они должны быть счастливы именно вместе? Нет, правда, у нее
был такой выбор, почему обязательно учитель истории, которому известна моя
тайна?
Я заставляю себя кивнуть и, сунув миску в раковину, спасаюсь
бегством. Уже выскакивая за дверь, говорю:
— Нет-нет, все хорошо, правда! Просто не хочу опаздывать.
Глава 34
— Эй, сегодня воскресенье! Мы откроемся не раньше
одиннадцати.
Джуд прислоняет к стене доску для серфинга и удивленно
косится на меня.
Киваю в ответ, не поднимая глаз от книги. Я все-таки
разберу, что в ней написано!
— Помощь нужна?
Он бросает полотенце на стул и подходит к письменному столу.
Останавливается за моей спиной.
— Если помощь означает работу с этим заумным словарем шифра,
— я хлопаю ладонью по стопке бумажных листов, — или очередной длиннющий список
медитаций, тогда нет, спасибо. Мне с такой помощью не справиться. А вот если ты
наконец-то расскажешь, как читать эту штуковину, не принимая позу лотоса, не
представляя себе светящиеся лучи и длинные тонкие корни, растущие из моих пяток
и уходящие глубоко в землю, — тогда да, конечно, сделай такое одолжение.
Я подталкиваю к нему книгу, придерживая ее за самую кромку.
Мельком замечаю смешинки в его жарком взгляде, рваный шрам на лбу, и быстро
отвожу глаза.
Джуд наклоняется над книгой, опираясь о стол раскрытой
ладонью. Широко расставленные пальцы ложатся на старое, щербатое дерево
столешницы. Он стоит так близко, что я чувствую напор его энергии.
— Есть еще один способ. С твоими талантами могло бы получиться,
но, судя по тому, как ты держишь книгу — стараешься дотрагиваться только до
краешка, — ясно, что ты боишься.
Его голос омывает меня, словно волна, прохладная и
успокаивающая. Хочется на миг закрыть глаза и просто чувствовать,
по-настоящему. Доказать Деймену, что он ошибается, честно ему отчитаться: вот,
я попробовала — и ни малейшей искры. Хотя Джуду я нравлюсь так же, как Деймену,
а Деймен нравится мне, и я это увидела в тот день, когда Джуд нечаянно передо
мной раскрылся. И что из этого? Его чувство безответно. Я к нему ничего не
испытываю. Разве что рядом с ним тревога и беспокойство утихают, и приходит
такая безмятежность, а мои истерзанные нервы обретают покой...
Джуд трясет меня за плечо, выдергивая из раздумий, и
усаживает рядом с собой на диванчик в углу, пристроив книгу на коленях. Велит
мне положить руку на страницу, закрыть глаза, очистить мысли и воспринимать,
что написано.
Поначалу ничего не происходит, потому что я никак не могу
погасить собственное сопротивление. Еще слишком хорошо помню энергетический
удар, который буквально поджарил мои внутренности — я потом весь вечер была
разбитая. Наконец я все-таки решаюсь довериться книге. Позволяю ее магии течь
сквозь мое сознание, и тут же на меня обрушивается поток энергии, котором есть
что-то удивительно личное, даже становится неловко.
— Ну как, получается? — тихо спрашивает Джуд.
