«Аполлон» дал нам уверенность, энергию и широту кругозора, привлекшие внимание всего мира. Это также было одной из его целей. Он внушал технологический оптимизм, энтузиазм при взгляде в будущее. Многие задавались вопросом: «Если мы можем полететь на Луну, то что еще нам под силу?» Даже те, кто критически относился к политике и действиям США, – даже те, кто видел нас в наихудшем свете, – признали гениальность и героизм программы «Аполлон». Благодаря «Аполлону» США прикоснулись к величию.
Когда вы пакуете чемоданы перед дальней дорогой, никогда не знаете, что вам предстоит. Астронавты «Аполлона» на пути к Луне и обратно фотографировали родную планету. Это было естественно, но мало кто предвидел, каков будет резонанс этих снимков. Впервые обитатели Земли смогли увидеть свой мир сверху – всю Землю в цвете, Землю, представляющую собой изысканный вращающийся бело-голубой шар на фоне бескрайней темноты пространства. Эти изображения помогли разбудить наше дремлющее планетарное сознание. Они неоспоримо доказывают, что все мы живем на одной и той же уязвимой планете. Напоминают нам, что важно, а что нет. Они были предтечами бледно-голубого пятнышка, сфотографированного «Вояджером».
Возможно, эта перспектива открылась нам как раз вовремя, именно в тот период, когда технологии угрожают жизни в нашем мире. Какова бы ни была причина, по которой изначально закладывалась программа «Аполлон», как ни запятнана она была национализмом холодной войны и разработкой смертельного оружия, ее очевидный и блестящий итог заключается в неотвратимом признании единства и хрупкости Земли. Это неожиданный последний дар «Аполлона». События, которые начались в рамках смертельной гонки, помогли нам увидеть, что глобальное сотрудничество – непременное условие нашего выживания.
Нас ждут новые дороги.
Что ж, идем дальше.
Глава 14
Исследовать другие миры и защищать этот
Планеты на различных этапах своего развития подвергаются воздействию тех же самых формообразующих сил, которые влияют и на Землю. Следовательно, они имеют сопоставимый геологический состав, а возможно, и жизнь, подобную существовавшей на Земле в прошлом и, возможно, той, что разовьется в будущем. Но, более того, эти силы в некоторых случаях действуют в принципиально иных условиях, нежели на Земле, поэтому должны порождать организмы, не похожие на что-либо, виденное человеком. Ценность подобных материалов для сравнительного анализа слишком очевидна, чтобы ее обсуждать.
Роберт Годдард. Заметки (1907)
Впервые в жизни я увидел горизонт как кривую линию. Его контур подчеркивал тонкий темно-синий край – наша атмосфера. Конечно, это был никакой не «океан», с которым так часто сравнивают атмосферу. Мне было страшно от того, каким хрупким он выглядит.
Ульф Мербольд, астронавт немецкого происхождения, участник программы «Спейс шаттл», 1988 г.
Когда смотришь на Землю с орбиты, видишь милый и хрупкий мир, плывущий в черном вакууме. Но рассматривание клочка Земли через иллюминатор космического корабля не идет ни в какое сравнение с восторгом от вида всего земного шара целиком на черном фоне. Еще лучше, если земной шар проносится у вас перед глазами, когда вы сами плаваете в космосе и стенки космического корабля не мешают обзору. Первым человеком, испытавшим подобное, был Алексей Леонов, 18 марта 1963 г. вышедший из корабля «Восход-2» в открытый космос. «Я смотрел на Землю, – вспоминает он, – и первая мысль была: „А Земля-то ведь круглая!“ Я видел сразу все – от Гибралтара до Каспийского моря… ощущал себя как птица – у меня крылья, я могу летать».
Когда рассматриваешь Землю с большего расстояния, как астронавты с «Аполлона», она визуально уменьшается, и не видно уже почти ничего, только угадывается что-то из географии. Поражаешься, насколько Земля самодостаточна. Иногда ее покинет какой-нибудь атом водорода, в другой раз прилетит горсть космической пыли. Фотоны, рождающиеся в бездонной и беззвучной термоядерной печи глубоко в недрах Солнца, льются во всех направлениях, и Земля получает их в достаточном количестве, чтобы у нас было немного тепла и света на наши скромные нужды. В остальном этот маленький мир существует сам по себе.
Землю видно с Луны, иногда как полумесяц, пусть континенты оттуда и не рассмотреть. Если же смотреть на Землю с самой дальней из планет, то она покажется лишь бледной светящейся точкой.
Будучи на орбите, поражаешься при виде нежной синей дуги горизонта – это тонкая атмосфера Земли, которая отсюда просматривается по касательной. Тогда понимаешь, почему больше не существует «локальных экологических проблем». Что взять с молекул. Промышленные токсины, парниковые газы и вещества, разъедающие защитный озоновый слой, в силу своего крайнего невежества не признают границ. Им нет дела до государственного суверенитета. Поэтому из-за почти сказочной мощи наших технологий (а также из-за недальновидного мышления) мы превращаемся в угрозу для себя самих, в континентальных и глобальных масштабах. Проще говоря, если такие проблемы придется решать, то для этого потребуются согласованные действия многих государств в течение долгих лет.
Я не устаю удивляться той иронии судьбы, из-за которой космические полеты, задуманные в пылу националистических раздоров и ненависти, открыли перед нами ошеломляющие интернациональные перспективы. Достаточно провести совсем немного времени на орбите, рассматривая Землю, и даже самый закоренелый национализм начнет проходить. Покажется стычкой клещей на сливе.
Если мы влюбимся в единственный мир, то замкнемся на этом единственном случае, не узнаем, что еще возможно. Тогда – словно ценитель искусства лишь росписи Файюмских гробниц, стоматолог, ориентирующийся только в коренных зубах, философ, поднаторевший лишь в неоплатонизме, лингвист, изучавший только китайский, либо физик, знающий законы тяготения только для тел, падающих на землю, – мы будем довольствоваться близоруким мировоззрением, узколобыми суждениями, ограниченными прогностическими возможностями. Напротив, стоит нам исследовать другие миры – и мы осознаем, что устройство планеты, когда-то казавшееся «единственно возможным», на самом деле может оказаться где-то в середине спектра самых разнообразных вариантов. Рассматривая эти миры, мы начинаем понимать, что происходит, когда одного ингредиента очень много, а другого не хватает. Мы узнаем, каким образом планета может «сломаться». Мы приобретаем новое понимание, которое предвидел один из пионеров космонавтики Роберт Годдард и назвал это «сравнительной планетологией».
Исследование других миров открыло нам глаза на природу вулканов, землетрясений и погоды. Однажды такие исследования могут коренным образом повлиять на биологию, поскольку вся жизнь на Земле построена по одним и тем же биохимическим чертежам. Если будет открыт хотя бы единственный внеземной организм – даже такой примитивный, как бактерия, – то произойдет революция в нашем представлении о живых существах. Но связь между исследованием других миров и защитой нашего наиболее очевидна при изучении земного климата и растущих угроз, которые представляют для него наши технологии. Другие миры дают нам жизненно важные подсказки о том, каких глупостей не стоит творить на Земле.
