— Эти спасутся, — сказал Олег с некоторым
облегчением.
— В церкви?
— А что, не веришь в защиту христианского бога?
— Ну... он может помочь по-другому... гм... взять их
души себе, все-таки невинно убиенные...
— Да нет, просто церкви строят, как крепости. Стены из
каменных глыб, видишь?
Томас с сомнением покачал головой.
— А двери? Их все-таки вышибут.
— Не обязательно. Этим грабить хочется, а не драться.
Уже по одному разбегаются. Боятся, что без них самое лучшее разберут.
— Не думаю, — сказал Томас. — Вон тот,
упрямый, один может разбить двери.
— У защитников и на этот случай есть два выхода. Один —
дать отпор, они могут еще и победить, половцы уже разбрелись, сейчас
перепьются, а второй выход — в самом деле выход за город. Через подземный ход.
— Откуда знаешь?
— Всегда роют, — ответил Олег хладнокровно. —
А то и два в разные стороны.
Томас проследил за взглядом калики, вздрогнул. На другом
конце площади кучка половцев поставила деревянный крест и привязывала к нему
женщину. С нее сорвали платок, что уже считалось позором на Руси, ветер растрепал
длинные неопрятные волосы.
Подъехали трое всадников в богатых одеждах. На помосте стоял
голый до пояса половец. В руке его покачивался, как змея перед броском, длинный
кривой меч с расширяющимся лезвием. Один из всадников что-то крикнул гортанно,
указал на женщину. Пешие спешно начали бросать поленья и хворост к ногам
женщины.
— Пресвятая Дева Мария! — ахнул Томас. — Они
ж сожгут девку!
— Степняки, — буркнул Олег.
— Твои лесняки не лучше, — огрызнулся
Томас. — Язычники!
Он со стуком опустил забрало, стиснул древко копья. Конь,
понимая хозяина, пустился вскачь. Олег с досадой смотрел вслед, в то же время
восхищаясь неудержимым порывом. Хорошо быть молодым! Все принимает к сердцу.
Все вновь в этой короткой жизни...
Громкий стук подков заставил половцев повернуть головы.
Рыцарь несся, огромный и страшный, пригнувшись к гриве коня. Копье было
длинное, толстое, наконечник размером с широкий нож для разделки рыбы. Искры
из-под копыт вылетали огненными снопами.
— Бей язычников! — заорал Томас. — Бей всех,
кто в Бога не верует!
Половцы у ворот церкви выронили таран, заорали, хватаясь за
ноги. Всадники попятились, а богатырь с кривым мечом шагнул вперед, закрыл
собой женщину. Меч только начал подниматься, когда острие копья с хрустом
вонзилось в середину груди. Блистающая сталь, обагренная кровью, вышла между
лопаток. Богатырь еще стоял, не веря, а рыцарь, отшвырнув копье, с мечом
налетел на половцев, сгрудившихся у деревянного столба.
Натиск его был страшен — трое тут же свалились с
рассеченными головами. От него шарахались, как от живого клубка огня. Женщина
на помосте смотрела изумленными глазами. Ноги ее были свободны, она ухитрилась
лягнуть половца и отчаянно извивалась, пытаясь высвободить руки из веревок.
Послышался гортанный окрик, и Томас ощутил сильный толчок, мелькнули обломки
стрелы.
Его стиснули со всех сторон. Томас рубился, вертясь в седле
с несвойственной и даже недостойной рыцаря быстротой. Его хватали за ноги,
перед глазами сверкали сабли. Подрезали коню жилы, мелькнула паническая мысль,
сразу бы взяли... Или полоснули коня по брюху... Нет, уверены, что возьмут
вместе с конем!
Женщина наконец освободила одну руку. К ней подбежал
половец, она наотмашь хлестнула его по плоской роже. Он отшатнулся, зашипел от
злости, выхватил саблю.
— Не сметь! — грянул Томас. Страшный голос
донесся, возможно, даже до башни Давида, но не до ушей половца. Он уже
замахнулся на жертву, Томас заскрипел от ярости зубами.
Сабля блеснула, как серебристая рыбка, выскользнула из
ослабевших пальцев. В затылке половца торчала стрела с белым пером, а сам он
очень медленно сгибал колени.
Томас даже не крикнул Олегу, дыхания не хватало, озверелые
рожи лезли со всех сторон. Их было не меньше трех десятков, из соседних улочек
спешно возвращались, зачуяв звуки новой битвы, разбредшиеся мародеры. Томас
поворачивал коня, теснил их, отвоевывая простор. Вокруг него падали сраженные,
он остервенело рубил и крушил, во рту внезапно ощутил пену — доблесть
берсеркера, но постыдную для воина Христова. Да черт с ним, бешенством берсеркера,
лишь бы перебить их всех, слышать сладкий хруст рассекаемых костей,
забрызгаться кровью, видеть страх в перекошенных лицах и убивать, убивать,
убивать...
Олег холодно смотрел, как рыцарь продвигается, как медведь в
стае псов, к трем всадникам. Те подпустили его на длину меча, но рыцарь
опрокинул и последний заслон. Всадники попятились. Между ними и железным воином
возникали все новые ряды, Томас же шел напролом с упорством англского быка. Меч
его вздымался реже, рыцарь начал выдыхаться, но все еще продвигался к
всадникам.
— Да черт с ними! — крикнул Олег
нетерпеливо. — Поехали дальше.
— А враги? — крикнул Томас бешено.
— Да какие они враги? У них тут свои свары.
— А женщина?
— Женщин везде приносят в жертву.
— У нас не приносят!
— Ну да, — сказал Олег саркастически, — не
видывал я ваши обряды!
— То были не наши...
Кочевники наконец поняли, что рыцаря простым натиском не
взять, разом отхлынули. Вовремя: сэр Томас уже поднимал меч, как ребенок
наковальню. Все же он надменно огляделся, зычно провозгласил:
— Ну, кто супротив воина Христова?
Олег с досадой придержал стрелу на тетиве. Если свои победы
приписываешь Христу, то пусть он и помогает.
Кочевники разом сорвали с седельных крюков короткие
скрепленные костным клеем турьи рога, их луки начали осыпать рыцаря градом
стрел. Томас разъяренно ревел, железные наконечники звонко били по шлему и
доспехам, нанося урон самолюбию. Его меч разом оказался беспомощным.
Всадники торопливо отдавали распоряжения, и к рыцарю начали
подкрадываться с разных сторон с баграми на длинных рукоятях. Женщина у столба
уже освободилась, но бежать не решалась, везде половцы, пряталась за столб.
Томас отсалютовал ей мечом, едва подняв его на уровень седла.
Пропадет дурак, подумал Олег с досадой. Он спустил тетиву,
молниеносно наложил другую стрелу и теперь слышал только непрестанный скрип
дерева, из которого делал лук, и звонкое вжиканье своих стрел. Только у знатных
кочевников были панцири из кожи с нашитыми конскими копытами, но с седел
одинаково падали, сраженные насмерть, и самые знатные, и самые бедные.
Томас довольно скалил зубы. Тетива не успевала вернуться,
как ее подхватывали сильные пальцы калики, и новые стрелы молниеносно находили
цель. И били с такой силой, что будь на месте половца даже рыцарь в полном
воинском доспехе...
