— Да нет, я за них не особо тревожусь.
— А что еще?
— Неспокойно, — повторила она.
Томас недовольно хмыкнул:
— А что, у нас был хоть один день спокойным? Калика
говорил, что счастливой жизни не бывает вовсе, бывают только счастливые дни. А
у нас и вовсе — часы!
Она задумалась, в глазах появилось мечтательное выражение.
Томас чувствовал в ней какую-то тайну, все-таки странная женщина что-то
недоговаривала.
Лес иногда прерывался полянами, трава росла густая, уже
пожелтевшая, чертополох грозно растопыривал колючки. Только ели оставались
зелеными, весь же лес стоял в желтом и пурпурном убранстве всех цветов и
оттенков. Небо было чистое, синее, но от него веяло холодом.
Яра первая услышала конский топот. Тронула рыцаря за рукав,
тот остановил коня, прислушался. Сперва негромкий, стук множества копыт
становился громче с каждым мгновением. По дороге за ними вслед неслись десятка
два, если не больше, конных всадников. И, судя по стуку копыт, это были тяжелые
кони, и всадники на них были тяжелые.
— Погоня, — понял Томас. — Дурак, он снял с
осады людей, послал за нами! Ну, теперь ему точно крепость не взять. Унесет ли
сам ноги...
Яра взмолилась:
— Томас! Тут нам бы унести!
— Попробуем, — сказал он, трогая поводья.
Но было уже поздно. Из-за деревьев выскочили кони, роняя
пену. Передний всадник, видя, что беглецы на хороших конях да еще по свежему
запасному, закричал отчаянно:
— Стой, трус?!
— Это я трус?! — грозно осведомился Томас.
Он начал разворачивать коня. Яра схватила его за руку.
— С ума рухнулся?..
Томас с неохотой повернул коня, только пришпорил, как
настигающий всадник заорал диким голосом:
— Трус!.. Подлый трус!.. Если в тебе есть хоть капля от
мужчины, остановись и сражайся!
Томас остановил коня. Яра схватила его коня за повод,
потащила за собой. Томас ворчал, но повиновался. Преследователи начали
отставать, и передний всадник, рыцарь в блестящих доспехах, закричал страшно:
— С тобой женщина, трус!.. Неужто ты будешь бежать даже
при ней?
Томас выдернул повод из руки Яры. Лицо его было бледным от ярости,
челюсти плотно сжаты. Он со стуком опустил забрало, синие глаза метнули через
узкую щель молнию.
— Я жду тебя, кто бы ты ни был!
Всадники, это были рыцари с опущенными копьями, неслись на
него, не сбавляя хода. Томас запоздало понял ошибку: они не собирались драться
по очереди, — но поворачивать коня уже не было времени. Он быстро
соскочил, выхватил меч и метнулся за ближайшее дерево.
Три копья с силой вонзились в дерево, разлетелись с треском.
Яра, схватив его коня, отъехала и сорвала с седла лук. Часть всадников
спешилась, начала обходить дерево с двух сторон. Томас двигался молниеносно,
один рухнул под ударом его меча, второй выронил меч и ухватился за
окровавленную руку. Еще несколько человек начали оттеснять его от дерева, а
всадники объехали с другой стороны, окружили.
Томас вскрикнул бешено:
— А где твоя честь, трус?
Рыцарь ответил надменно:
— Перед язычником всякие клятвы, как и перед женщиной,
необязательны, потому что женщина — не человек. Как и язычник.
Он всхлипнул, умолк на полуслове, вскинул обе ладони,
хватаясь за лицо. Из узкой щели забрало торчало тонкое древко с белым пером.
— Так его, Яра! — вскричал Томас. —
Клятвопреступник! Гореть тебе в аду!
— Он уже горит, — ответила Яра холодным злым
голосом. — Это тебе за отношение к женщинам!
Вторая стрела быстро и хищно щелкнула в плечо. Томас думал,
что стрела отскочит, но отточенный клюв нашел зазор в доспехе, стрела
погрузилась до половины, а несчастный сводный брат Гваделупа вскричал страшно и
рухнул с коня. При падении он ударился лицом, и стрела вошла глубже в мозг.
Но положение Томаса было отчаянным. Рыцарей было три
десятка, да еще прискакали легко вооруженные воины, в руках были короткие
дротики с широкими лезвиями. Томаса уже окружили, он вертелся, как вьюн, и
рубился во все стороны. Удары сыпались на него со всех сторон. Он сражался, как
медведь в стае собак, ревел, сыпал проклятиями, а каждый удар повергал нового
противника на землю бездыханным.
Даже Яра не заметила, как появились новые всадники. На
легких конях они пронеслись косым строем, у каждого в руке был топор на длинной
рукояти, с узким лезвием, похожим на клюв дятла. Даже несильный удар пробивал
шлем, что не всегда мог достичь страшный удар рыцарского меча, и противник
замертво падал на землю.
Томас наконец опустил залитый кровью меч. Он задыхался,
грудь ходила ходуном, но все еще старался выкрикивать оскорбления в адрес
трусов, что нападают скопом. Доспехи его из светлых превратились в пурпурные,
даже на шлеме были красные брызги.
Новые всадники быстро и умело добили раненых. Соскочив с
коней, шарили по карманам, выворачивали седельные сумки. Их вожак на коне
приблизился к Томасу. Тот ахнул — на него смотрело жестокое лицо пана
Кичинского!
— Не ждали? — спросил князь.
Он соскочил с коня, обнял подбежавшую Яру, благосклонно кивнул
Томасу.
— Здорово сражаешься. Англ, говоришь?
Томас перевел дыхание, прохрипел:
— Он самый...
— Хороший, наверное, народ... Хотя надо посмотреть по
книгам, от кого род ведете. Может быть, все-таки от жидов поганых.
Томас застонал сквозь зубы. Стараясь сменить тему, спросил
торопливо:
— Откуда вы взялись?
— Разведка донесла, а затем и лазутчики доложили, что
войско крестоносцев идет на лютичей. А это же тоже россы, только они об этом не
знают! Вот я быстро и собрал добротный отряд, поднял по дороге племя земгов,
привел на помощь Звенько. Они хоть и не чистые арийцы, как мы, у них скулы
шире, но кровь почти такая же чистая. А тут узнал, что ты с моей племянницей
только-только, прорвав осаду, уехал! Ну разве я мог расстаться, не повидавшись
еще раз?
Яра обняла, поцеловала.
— Спасибо, дядя! Ты удивительный!
— Ну вот, я же знал, что не рассердишься.
Томас подтвердил:
— Она не рассердится. Еще как не рассердится! Но как с
ходу все поняли, мгновенно приняли решение... Это достойно великого полководца!
Пан Кичинский скромно отмахнулся.
— Да что тут особенного? Надо же православных христиан
спасти от проклятых жидов!
Томас оглядел поле, покрытое трупами, где бравые с клевцами
в руках потрошили убитых. Содрогнулся.
