Томас слушал так, как не слушал никогда даже священное
писание. В этот момент с него можно было снять доспехи, отобрать чашу и даже
раздеть догола на пронизывающем британском ветру.
Калика сказал с уважительным удивлением:
— Я не знаю, как это ему удалось, у героя свои пути,
но... часть души Англа перешла в его любимый меч.
Томас ахнул, с бережной опаской коснулся рукояти меча. Та
была теплой, несмотря на встречный холодный ветер.
— Я его понимаю... Но что это значит теперь?
— Это честный меч. И от других требует того же.
Томас смотрел непонимающе. Яра спросила тихо:
— Требует?
— С простым мечом бьется как меч простого воина. Когда
сталкивается с зачарованным оружием, он... перестает быть таким простым!
Когда опустили могильную плиту на место, Томас благочестиво
перекрестился, не очень-то веря калике, что прародитель англов жил в такое
время, что Христа — страшно подумать! — еще не было на свете. Но все
равно, пусть почиет в мире и благодати. Даже если язычник.
Томас мгновение постоял с опущенной головой, стараясь
вспомнить слова молитвы. Войсковой капеллан говорил, что латинских фраз одна
иль две в его пустой застряли голове, но то, что Томасу приходило на ум, мало
напоминало молитвы.
К счастью, он услышал стук копыт. Нет, даже звон подков
тяжелого рыцарского коня. Это было знакомо, и Томас, сразу повеселев, бросил
ладонь на массивную рукоять меча своего предка.
— Семеро!
Калика прислушался.
— Скорее, четыре.
— Четверо из Семерых? — спросил Томас, загораясь.
— Четыре копыта... Один конь.
Томас прислушался, недоверчиво покачал головой.
— Слишком тяжело идет.
Из-за холма на их каменистую дорогу выехал рыцарь на серой
измученной лошади. Сзади на крупе сидела молодая женщина. Конь выглядел не
просто усталым, он едва передвигал ноги. Рыцарь, завидев на дороге Томаса в
полном вооружении и Яру с луком в руках, опустил забрало и взялся за копье.
Томас поднял руку.
— Мы с миром!.. Не будет же драться доблестный рыцарь,
когда у него за спиной дама?
Рыцарь смотрел через плечо Томаса. Глаза его, было хорошо
видно через щель забрала, расширились, а из тесного шлема вырвался сдавленный
крик. Женщина ахнула и закрыла глаза. Ее бледное лицо стало совсем белым. У нее
были золотые волосы и лиловые глаза, при взгляде на которые у Томаса
подпрыгнуло сердце. Он узнал эти глаза, способные растопить самое твердое
сердце. Оглянулся, но Яра с ее лиловыми глазищами была здесь, за спиной.
— Сэр рыцарь, — сказал он твердо. — Я
полагаю, что вы похитили эту даму. Если вы не дадите достойный ответ, почему
она с вами, мы скрестим копья, а затем и мечи.
Конь вздохнул, уронил голову почти до земли. Рыцарь
перекрестился, что-то прошептал. Томас уловил несколько слов на латыни. Это
были те слова, которые он старался вспомнить только что. Томас остро пожалел,
что не обучен грамоте. Попросил бы переписать.
У рыцаря были голубые глаза, выглядел он сильным и крупным,
но не крупнее Томаса. Щит его был раздроблен в двух местах, конь прихрамывал.
— Мне не приходилось сражаться с демонами, —
проговорил он слабым, но исполненным решимости голосом, — но я не
отступлю.
— Где он видит демонов? — удивился Томас.
Он проследил за взглядом рыцаря. Там среди камней Змей катался
на спине, когтистые лапы что-то хватали в воздухе. То ли игрался, то ли давил о
камни змеиных блох.
— Это Пегас, — объяснил Томас высокомерно.
Рыцарь смотрел пристально и недружелюбно.
— Пегас был конем. Крылатым конем!
— Это тоже крылатый конь, — сказал Томас с еще
большим высокомерием. — Только зеленый... и ящерица. Большая.
Рыцарь вытащил меч, раздробленным щитом прикрыл левую
сторону груди. Голос уже перестал дрожать, обрел надменность:
— Неважно. Даже конь был языческим. Значит, противный
нашему миру.
Томас обнажил меч. Длинное, как оглобля, лезвие сверкало, на
нем не было ни пятнышка. Женщина за спиной рыцаря умоляюще воскликнула:
— Не надо драться! Я с ним по своей воле.
Томас смотрел подозрительно.
— Это верно? Ты говоришь не потому ли, что страшишься
за свою жизнь?
Женщина воскликнула со странным смехом:
— Благородный сэр, в твоем присутствии любая женщина
почувствует себя в безопасности. Этот рыцарь, его зовут Тристан, убил
дракона... Маленького такого, с когтями, зубами и крыльями... и спас целый
город. Пегасик ел скот за воротами, путешественников, бродяг и странствующих
рыцарей. Но сейчас он едва держится на ногах... Драться с ним было бы
неблагородно. Я говорю о благородном рыцаре, конечно. Дракон убит. Меня зовут
Изольда, я дочь здешнего правителя.
Яра внезапно выдвинулась вперед. Лицо ее было таким же
белым, как у Изольды. Рыцарь лишь устало повел головой, а Яра уже оказалась
рядом. Мгновение они смотрели с Изольдой глаза в глаза, затем обнялись. Томасу
показалось, что обе расплакались, и он дергался, разрываясь между сочувствием и
подозрением. Она предала их однажды у Ночной Вороны, может сотворить что-то и
сейчас...
Томас увидел заговорщические взгляды, которые обе женщины
бросали в его сторону. Они показались Томасу похожими, как ни дико сравнивать
благородную Изольду в одежде, соответствующей ее положению, с дикой амазонкой в
мужском одеянии, с луком и стрелами за плечами, с потемневшим от солнца лицом,
злую и грубую.
Томас пробормотал про себя:
— Мне показалось, они знали друг друга раньше. Или я
становлюсь подозрительным, как калика?
Нашептавшись, женщины наконец разжали объятия. Рыцарь с
Изольдой проехали мимо. Томас не двигался с места, а Тристан, судя по его виду,
больше заботился о том, чтобы не выпасть из седла. Калика вдруг словно очнулся
от тяжелого транса.
— Эй, ребята!.. Не пейте из сосуда, что подаст
служанка.
Рыцарь не обернулся, он прилагал огромные усилия, чтобы не
крениться к конской шее. Из погнутых доспехов сочилась кровь, стекала по бокам
коня. Изольда повернула голову.
— Почему?
— Не знаю... Просто чувствую.
Рыцарь с женщиной удалялись, пока не скрылись за скалой.
Похоже, они были так измучены, что не слышали или не поняли.
Томас смотрел вслед, нахмурившись.
— Что-то меня тревожит... Яра, кто они?
Яра смолчала. Томас повернулся к калике. Тот пожал плечами.
— Ты же видел, смелый и... самый несчастный на свете...
Пошли к пегасику.
