Снова протрубили трубы. Рыцари помчались друг на друга, в
самой середине арены сшиблись с таким лязгом, словно столкнулись наковальни.
Двое из принявших вызов вылетели из седел, грохнулись оземь, поднимая пыль.
Третий удержался, но потерял стремя, и, когда вернулся к герольдам, его тоже
признали побежденным.
Зрители орали, свистели, топали ногами, бросали в воздух
шлемы и колпаки. Калика заметил, что сэр Торвальд с осторожностью присматривается
к толпе. Похоже, королевская партия уже осточертела. Новый король бесчинствами
и нарушением прав как знатных, так и простых йоменов уже восстановил против
себя многих. Правда, это ничего не значит. Народ и множество владетельных
сеньоров могут возмущаться сколько угодно. Король, несмотря на его бычью силу,
не глуп. Он удержал старых сторонников, а новых осторожно покупает, самочинно
раздавая земли и владения ушедших в крестовые походы. Так что он крепок, как
никогда, а поддержка сторонников позволят ему бесчинствовать и дальше. И сейчас
ему ничто не помешает стереть Томаса в порошок. Ему только надо придать этому
вид законности.
Пока шел торг — за пределами арены побежденные выкупали
своих коней и доспехи, что по условиям турнира стали добычей победителей, —
на арены тем временем выехали еще трое от партии короля. Сердце Томаса
заколотилось чаще. Он увидел, как из шатра медленно вышел огромный рыцарь в
черных, как ночь, доспехах. Он был почти на голову выше других, грудь его была
настолько широка, что никакие латы ему не были бы впору, а эти ковали ему
лучшие оружейники. Это был грозный и непобедимый Торкзельд, гроза побережья,
победитель Морского Змея. И это был тот, кто обязательно выйдет победителем
турнира.
Когда рыцари сшиблись, снова был треск ломаемых копий,
грохот, звон, крики боли, дикое ржание. Выбежали оруженосцы и слуги, кого
увели, кого унесли. Зрители приуныли — выигрывали только рыцари из окружения
короля.
В третий круг выехал Торкзельд. С ним были еще двое, но
Томас видел только этого непобедимого рыцаря, который ко всему еще был сыном
короля!
— Пора, — сказал Томас.
Ему подвели коня, калика держал его под уздцы, глаза были
серьезными:
— Ты знаешь, что он постарается не просто выбить тебя
из седла?
— Догадываюсь, — ответил Томас.
Вид у него был повзрослевший, угрюмый. Помимо рыцарской
чести есть еще и стремление убрать помеху с пути. Земли Мальтонов король уже
роздал троим соседям, усилив их лояльность, осталось захватить лишь замок. Если
бы не его неожиданное появление, король уже прибрал бы замок к рукам. Похоже,
он оставил бы его себе или передал бы Торку, наследнику престола. Слишком
хорошо замок стоит. И укреплен хорошо, и места сказочной красоты...
Томас взобрался в седло, взял в руку копье, синие глаза
потемнели. Рядом похрустывало кожей новенькое седло под МакОгоном, он
изготовился драться с рыцарем, что ехал слева от Торкзельда. МакОгон сам был
огромен и силен, его герб на щите необычной формы знали рыцари всей Британии.
Он только сидел не на своем коне, которого тоже знали, а на тонконогой лошади
рыжей масти. Она не выглядела такой же мощной, как его конь, но то ли МакОгон
решил поберечь силы своего уже немолодого коня, соратника многих битв, то ли
поддался уговорам Яры сражаться на ее коне.
Справа от Томаса с помощью двух оруженосцев взобрался в
седло сэр Торвальд. Под ним был огромный жеребец, которого уступил для боя
калика. Вид у отца был виноватый, униженный. Не нашлось третьего бойца, чтобы
выйти против троих из партии короля. Из всех рыцарей, толпившихся на этой стороне
турнирного поля, съехавшихся со всех концов Британии, не нашлось, едва завидели
несокрушимого Торка и его двух друзей, таких же могучих, свирепых, не
брезгующих ничем ради победы.
Яра вполголоса разговаривала с МакОгоном, но Томас видел ее
обеспокоенные взгляды, которые она бросала в его сторону. МакОгон, старый и
опытный ветеран многих битв, слушал ее, к удивлению Томаса, внимательно и
уважительно. Кивнул, соглашаясь, приложил пальцы к шлему.
Трубы зазвучали неожиданно громко и резко. За шатрами
грянула резкая сарацинская музыка. С западной стороны на арену из-под арки
выехал Торкзельд. Он был настолько громаден и грозен, что два других рыцаря
оставались словно бы в тени, хотя оба были сильнейшими рыцарями Британии.
— Наш день, — сказал сэр Торвальд, лицо его
помолодело. — Сегодня мы покроем себя славой... чем бы ни кончился бой!
— Тони с надеждой, что выберешься на берег, —
сказал Томас. Его глаза не отрывались от могучей фигуры Торкзельда, лишь бросил
короткий взгляд на калику, тот постоянно твердил эту поговорку. — Мы еще
на конях. И копья у нас целые.
Он пустил коня вперед. Втроем выехали на арену, разъехались
в стороны. Снова прогремели трубы. Томас страшно вскрикнул, нагнетая свою
ярость в коня, а на трибунах замерли. Рыцарь в сверкающих доспехах несся с
такой скоростью, что в мгновение ока преодолел две трети турнирного поля, и они
сшиблись, когда конь Торкзельда сделал первые два скачка.
Торвальд и МакОгон почти не отстали. Удар был страшен, на
трибунах умолкли, оглушенные грохотом, будто сто тысяч кузнецов разом ударили
молотами по наковальням. Взвилась желтая удушливая пыль, закрыла все облаком.
Из облака пыли к западным воротам выскочили трое, к
восточным — один. Все узнали исполинскую фигуру Торкзельда. Он был без копья,
как и трое его противников.
Когда пыль осела, все увидели двух рыцарей. Один лежал
недвижим, раскинув руки, другой пытался подняться. Выбежали оруженосцы, помогли
выбраться с поля раненому, другого вынесли на руках. Слуги ловили обезумевших
коней.
Трое развернули коней. Оруженосцы с готовностью побежали
через поле, держа копья. Их глаза сияли. Явно не ждали, что их хозяева выстоят
против таких противников.
— Пресвятая Дева! — прошептал сэр Торвальд. Он был
потрясен, но глаза сияли. — Мы вышибли таких... таких рыцарей!
МакОгон проворчал:
— И мы не лаптем щи хлебаем.
— Что? — не понял сэр Торвальд.
— Говорю же мы тоже не лыком шиты, — ответил
МакОгон так же
загадочно, словно говорил на другом языке. — Честно
говоря, если бы не этот конь-зверь, могло бы случиться иначе. Я успел ударить раньше,
чем мой противник прицелился.
— Я тоже, — признался сэр Торвальд.
На том конце арены оруженосцы подали новое копье Торкзельду.
Он развернулся и в бешенстве, не дожидаясь сигнала герольда, помчался на троих.
Томас запоздало пустил коня навстречу.
Они сшиблись в середине поля. Удар был такой, что дрогнула
земля, а под королем подломился трон. С проклятиями он рухнул на спину, а на
арене снова взвилось облако желтой пыли. Но всадники вылетели из облака такие
же грозные и неуязвимые, только у каждого в правой руке были обломки копий, что
разлетелись от удара вдрызг по самые рукояти.
