— Ну, — выдавил он, чувствуя себя, как христианин
в руках сарацин, — забот было много, кто говорил о домашнем? Да и не носят
у нас
обручальные кольца до того, как святой отец обручит в
церкви.
Яра сказала низким голосом, к которому примешивалось шипение
змеи:
— Очень удобный обычай.
— Да в чем дело? — возмутился он. — У нас
были стычки с врагами, великанами, колдунами. Нас били, клевали, топтали,
бросали в темницы. Мы срывались с высоких башен, тонули в седых океанах, и алою
кровью своею... гм... Разве было время говорить о мелких домашних делах?
Глаза Крижаны стали тревожными. Она спросила робко:
— Неужто... неужто ты ни разу не упомянул обо мне?
Сэр Торвальд сказал звучно:
— Я уверен, ты была в его сердце!
— В самой глубине, — добавил сэр Эдвин.
Томас простонал беззвучно. Крижана, ласкаясь, заглянула ему
в глаза.
— А как же... ты обещал идти в бой с моим именем на
устах... Ты взял меня своей прекрасной Дамой Сердца...
Стон внутри Томаса стал громче. Отец нагло улыбался от уха
до уха, зубы выставил как крокодил.
— Так и было, — сказал Томас затравленно. —
Просто я не кричал об этом на каждом углу.
— Томас!
— Ну что?.. Я безгрешен, как десять тысяч ангелов, что
помещались на острие иглы!
Яра фыркнула громче. Крижана оглянулась на нее.
— А кто все-таки эта женщина? И почему ты все время
оправдываешься перед ней?
Томас хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная штормом на
берег, а шторм был нешуточный. Дядя скалил зубы, отец улыбался хитро и
противно.
— Разве я оправдываюсь?
— Ты все время оглядываешься на нее!
— Я вообще молчу, как калика... как рыба об лед!
— Я вижу, — сказала она таким жалобно-обвиняющим
тоном, от которого у всех сжалось сердце, — что пока я ждала его годы и
годы, он скитался по восточным землям, искал утех встречных женщин, не
пропускал, как теперь вижу, ни одной девки...
— Девки? — спросила Яра опасно спокойно.
— Это у него от меня, — сказал отец гордо дяде.
Улыбка раздирала рот. — Я умел! Но дети пошли хлипкие. У Томаса скоро и
последняя ускользнет, как песок меж пальцев.
Томас метнул на «пророка» гневный взгляд. Слезы заблестели в
прекрасных глазах юной невесты.
— Я ждала... Я так ждала! Мой рыцарь был самый смелый,
самый отважный. Он придет и спасет меня... Но когда пришел, он уже был с
пожилой женщиной....
Томас искоса бросил взгляд на Яру. Она, похоже,
поперхнулась, и некому постучать по спине: лицо угрожающе побагровело, глаза
полезли на лоб. Ее голос был таким тихим и тонким, словно вылезал, обдирая
ногти, из-под упавшего дерева:
— Пожилой?
— Что мне теперь делать? — вопрошала Крижана.
Слезы наконец прорвали запруду и брызнули, потекли жемчужинами по прекрасным
нежным щекам. — Я готовилась растить его детей, воспитывать их такими же
отважными и благородными, как их отец...
Она с мольбой обратила свои лучезарные глаза, ныне озера слез,
на Томаса. Ее нежные руки поднялись чуть и застыли, не решаясь коснуться
Томаса. В глазах была боль.
— Томас... сэр Томас...
Томас чувствовал себя распятым над костром. Голым. А пламя
прижигает так, что...Он мог водить войска в бой, сам сражался отважно и умело,
встречал врага грудь в грудь и не отводил взгляд даже от страшных глаз
василиска. Но сейчас топтался на месте, наконец выдавил:
— Ну... гм... ну...
Отец, чья хитрющая рожа едва не лопалась от усилий сдержать
смех, сказал дяде самым серьезным голосом:
— Как мне нравится его скупая мужская речь!
Кто-то из гостей на цыпочках, пятясь, отыскал, как сарацин,
задом дверь и выскользнул из зала. За догадливым, им оказался, как всегда,
управляющий МакОгон, — надо ему повысить жалование, подумал отец, пока сам
не повысил другими путями, — спешно последовали, отводя взоры и пряча
усмешки, другие.
— Томас, — потребовала она уже едва не
плача, — почему ты молчишь?
— Ну... — промямлил Томас, — я... гм... ну...
Отец гордо оглянулся на дядю.
— Настоящий рыцарь! Я ж говорил: главное — владеть
мечом.
Олег посматривал на Яру. Она резала молочного кабанчика так,
будто вместо него видела другое нежное горло, даже не заметила, что вместе с
дичью развалила пополам и бронзовое блюдо и вовсю пилит стол. А нож держит так,
будто готовится метнуть.
— Сэр Томас! — Крижана наконец топнула ногой и
гордо выпрямилась. Мокрые дорожки еще блестели на щеках, но влажные глаза
смотрели достойно дочери могучего барона. — Ты мне все еще не ответил!
— Ну, — сказал Томас так, будто трудился в
каменоломне. — Это.. гм... я же что?.. ну...
Отец в полном восторге ткнул ученого дядю кулаком в бок.
— Он скоро и писать разучится!.. А там, глядишь, и
корону примерять можно...
Яра грохнула рукоятью ножа о стол. Все обернулись, она
встала — гордая, свирепая, с ярко-зелеными глазами. Вид у нее был настолько
внушительный, что все разговоры и перешептывания разом оборвались.
Голос был сильный и властный:
— Давайте сперва закончим с тем, о чем сэр Томас едва
не позабыл. С чашей! Олег говорит, что ее нужно отвезти к развалинам древнего
языческого храма. Это можно сделать сегодня. Мне бы хотелось... Очень хотелось
сегодня же выехать в обратный путь.
Утром на рассвете Томаса разбудил МакОгон. Суровое лицо
старого воина было хмурым. Он кивком велел одеться, Томас послушно бросился
напяливать на себя одежду и доспехи. МакОгон, хоть и был пришлым наемником, но
служил в замке много лет, был его наставником в воинской науке, и Томасу в
голову не приходило ослушаться.
— В Стоунхендж?
— Какой Стоунхендж! — буркнул МакОгон. — Они
обложили весь замок. Мышь не проскользнет. Теперь вышли из леса, продвигаются к
стенам.
Томас бросился к окну. За решетками ничего не было видно.
МакОгон прогудел сзади:
— Я еще вчера оставил людей на дорогах. На всякий
случай. Вернулись, говорят, что со всех сторон подходят войска верных королю
людей.
— Но как он мог так скоро? — пробормотал Томас.
— Значит, готовился давно и выступил еще два-три дня
назад. Когда ты был еще за морем. Так что с чашей придется повременить.
В северной башне братья Мальтоны уже стояли у зарешеченного
окошка,
смотрели. Сэр Торвальд обернулся к вошедшим Томасу и
МакОгону, кивком ответил на приветствие, движением руки отправил к окну. Через
решетчатое окно видно было, как из-за деревьев выходят ровными рядами легковооруженные
воины, большей частью — лучники, пращники, арбалетчики. За деревьями
поблескивала сталь рыцарских доспехов.
