Высоко-высоко в небесах раздался звонкий чистый звук, словно
кто-то задел струну на лютне. Вспыхнуло сияние, стремительно разрослось, и на
землю опустилась человеческая фигура. Сияние было таким слепящим, что люди на
земле не сразу поняли, что на землю ступила женщина с ребенком на руках.
Схватка оборвалась на миг, все глаза были на чудесном
явлении, даже дракон повернул голову, смотрел тупо и зло, глаза налились густой
кровью. Женщина пошла быстро к людям, сияние перемещалось с нею. У Томаса
сердце едва не выскакивало, теперь уже от щемящего ликования.
Женщина повелительным жестом сунула ребенка Яре.
— Подержи!
Она была невысокого роста, Яре до подбородка, смуглолицая, с
черными бровями, сросшимися на переносице, глаза, как чернослив, нос тонкий, с
вытянутыми ноздрями.
Яра едва успела принять на руки ребенка, что тут же заревел,
попав к чужой тете, начал брыкаться. Женщина вскинула руки, между ними блеснула
короткая слепящая молния и застыла, превратившись в длинный узкий меч —
рыцарский, двуручный, с рукоятью крестом.
Белое одеяние женщины вспыхнуло и превратилось в блистающие
латы, выкованные умелыми руками небесных кузнецов. Шлем был украшен затейливой
насечкой, на гребне развевался пышный плюмаж из разноцветных перьев диковинных
птиц. Забрало опустилось с легким щелчком, отгородив смуглое, но дышащее светом
молодое лицо.
На локте левой руки небесной женщины-воина красовался
небольшой щит, выложенный стальными полосками. Герб был необычным: терновый
венец на звездном поле, змей и яблоко. Доспехи покрывали все тело, даже пальцы
ног были укрыты искуснейше скованными полосками стали.
Плиты под ее ногами выгнулись горбом. Остолбеневшие люди
видели, как неведомая сила раздвинула их, поднялся в комьях земли серый, под
цвет камня, огромный жеребец в полном облачении боевого рыцарского коня.
Женщина, оказавшись в седле чудесной работы, вскинула меч. Конь заржал так, что
у людей дрогнули колени, серая масть превратилась в снежно-белую, грива и хвост
заблистали червонным золотом.
Томас в изнеможении упал на одно колено. Женщина в
блистающих доспехах на скаку занесла над головой меч. Дракон отвлекся на сверкающее
пятно, взревел и распахнул пасть. Женщина ударила мечом — с треском разломился
клык в нижней челюсти. Лезвие достало кровь, но дракон стремительно ударил
лапой, звякнуло, всадница вскрикнула и вылетела из седла.
Яра, закусив губу, сунула хныкающего ребенка в руки калике.
— Подержи!
— Почему я? — растерялся Олег.
Но Яра уже с диким боевым воплем кинулась к месту боя, на
ходу выдергивая кривой хазарский меч.
Калика подпрыгнул, отодвинул ребенка, держа на вытянутых
руках.
— Эй, с него течет!
Земля тряслась, рев, крики, звон металла, вспыхивал багровый
огонь в пасти чудовища.
— Возьмите кто-нибудь, — воззвал калика
раздраженно. — Да чтоб из такого крохотного да такая лужа?.. Сэр Эдвин,
подержите этого затопителя!
Сэр Эдвин с великим благоговением шарахнулся от сияющего
небесной благодатью младенца, словно получил окованным концом тарана между
глаз.
Калика сунул ребенка Гульче.
— Держи! Это тоже еврей, для тебя это почему-то важно.
Он отряхнул мокрую полу, поднял палицу и шагнул вперед.
Гульча держала свою ношу неумело, брезгливо оттопырив его розовую попку в
сторону. Калику только побрызгал, а ее может и по-серьезному... Он хоть и свой
по крови, но предатель по духу.
Сэр Торвальд властно отобрал у нее младенца.
— Дай сюды!.. Не созрела ты, девка, еще, как видно, для
материнства! Нету в тебе нужного чуйства.
Гульча огрызнулась:
— А ты не перезрел?
— У меня таких дюжина, — гордо сказал сэр
Торвальд, — внуков! По всему свету.
— Ну и бери, — процедила Гульча зло. —
Удавила бы этого отступника от истинной веры!.. Да только рука не поднимается.
Сэр Торвальд попятился от схватки подальше, прижимая к груди
нежное тельце и нахрюкивая на ухо песенку. Ребенок смеялся и дергал веселого
деда за кудрявую бороду
Яра с разбегу ударила чудовище по лапе. Дракон раздраженно
взревел, пахнул огнем. Со стороны головы дрался Томас. Он тут же пришел в себя,
когда понадобилось закрыть собой блистающую неземным светом воительницу. Она,
хромая, подбежала к коню, сдернула с седла длинное рыцарское копье. Томас рубил
отчаянно, стоял треск, кровь хлестала из разрубленной морды.
Всадница набежала сбоку, держа копье в обеих руках. Дракон
пытался развернуться к Яре. Острие копья с хрустом вошло слева в грудь дракона.
Он страшно взревел и завалился навзничь. Земля дрогнула от удара, но дракон был
всего лишь ранен, хоть и тяжко, начал переворачиваться на брюхо. С другой
стороны Яра ударила хазарским мечом по голове, а Томас набежал и обрушил
страшное оружие прародителя англов на толстую шею чудовища.
Лезвие прошло с неслыханной легкостью. Томас услышал треск,
словно рвалось полотно. Огромная голова с грохотом обрушилась на камни, земля
вздрогнула. Он едва успел отпрыгнуть от потока хлынувшей крови. Черная лужа
разлилась, как адская смола. Волна зловония ударила с такой мощью, что люди закашлялись.
— Есть... — проговорил Томас, едва дыша от
усталости. Онемевшими пальцами вскинул над головой в одной руке окровавленный
меч, в другой чашу. — Я все-таки убил своего дракона!
Он хотел победно поставить ногу на отрубленную голову, но та
была ему почти до пояса, а он вряд ли задрал бы ногу даже на щепочку. Яра
набежала с другой стороны, глаза были дикими.
— Цел?
— Да... — прохрипел Томас.
Конь под блистающей всадницей не опустился под землю, как
ожидали все. Она пошепталась с Ярой, передала ей коня и доспехи, а сама взяла
ребенка, улыбнулась светло и чисто, а калика бухнул громко, с искренностью
простолюдина:
— Ты глянь, все еще молодая! И не скажешь, что ее сыну
было тридцать коня? дашь больше восемнадцати.
Томас даже пригнулся, вот-вот с треском разверзнутся небеса,
грянет гром, и дерзкий, посмевший говорить о Пресвятой и Непорочной Деве как о
простой девке, исчезнет в сверкающем пламени небесного гнева, но Дева
скользнула коротким взором по калике, чему-то затаенно улыбнулась, сияние
вокруг нее заблистало ярче, она медленно, но с нарастающей скоростью понеслась
ввысь. С нею ушел чистый небесный свет, на землю и страшные каменные плиты пал
зловещий багровый отблеск. Там застыли четыре фигуры с королем во главе, его
челюсть отвисла до плит Стоунхенджа.
— Как ты мог, — прорычал Томас в бешенстве.
— А что? — удивился калика.
— Это же Пресвятая Дева! Ты груб, как... я даже не
знаю!
