Над болотом небо стало цвета побежалости металла, какая
бывает на лезвии перекаленного меча у нерадивого кузнеца. Казалось, вот-вот
оттуда посыпятся искры из-под колес боевой колесницы языческого бога.
Шагах в пяти от Томаса сухо, словно лопались переспелые
арбузы, крякнули камни. Он вжался в землю, даже пальцы вогнал.
В неподвижном темном воздухе неслышно возник полупрозрачный
столб света!
Мир застыл. Умолкли сонные болотные птицы, волны перестали
шлепать в берег, но мир, так показалось Томасу, словно бы вздохнул с
облегчением. Наконец-то! Вернулся скрепляющий стержень, на котором держится все
и вся. Теперь все пойдет на лад.
Столб полыхал, сердце Томаса сжималось от тоски и тревоги.
Свет выглядел древним, если такое можно сказать о свете, ведь это единственное,
что не изменилось в нашем кровавом мире с момента его сотворения. И все-таки
свет был не тот, который он видел ежечасно. В нем гремела торжествующая мощь
тех времен, когда мир был молод, беспечен и бесшабашен. Когда по этим местам
неслись конные армады киммеров, скифов и других древних народов. А может, и еще
более древних, когда по земле ходили только боги, ныне ставшие демонами. И
каждый оставлял частичку силы здесь, в этом свете...
Томас боялся шелохнуться, чтобы видение не исчезло. Яра
спала рядом, бледное лицо было изнуренным. А в призрачном свете медленно
проступило грозное лицо. Глаза полыхнули, в грозном веселье раздвинулся
кроваво-красный рот. Лик был ужасен, но Томас не мог оторвать глаз. Это был
демон, огненный демон, однако в нем била ключом та неземная мощь, что
заставляет не только восхищаться — мы ведь признаем достоинства врагов, —
но и вызывает преклонение.
Страшный голос, сухой треск искр, проревел негромко, но
Томас сразу ощутил, как ослабли члены, а во рту стало сухо.
— Кто вы, посмевшие?
Яра попробовала во сне натянуть одеяло, обиженно подогнула
колени к подбородку, засопела. Томас судорожно толкал калику, тот сопел,
поворачивался на бок. Наконец прохрипел недовольно, не раскрывая глаз:
— Ну чего тебе?
— Проснись! Тут кто-то спрашивает, кто мы!
Калика сонно огрызнулся:
— А ты уже и не знаешь?
Он попытался отвернуться, но Томас вцепился, как клещ,
потряс. Голова калики болталась, он наконец открыл глаза. Мгновение смотрел на
блистающие столб с ужасным ликом внутри, зевнул и снова попытался улечься.
Остолбеневший Томас выпустил его из рук, лишь потом,
опомнившись, поднял в сидячее положение. Заорал на ухо:
— Сэр калика! Это, наверное, и есть тот Хозяин, о
котором говорил болотник!
— Это я говорил, — проворчал калика. Он открыл
глаза, зевнул, глядя в страшное лицо. — Доброе утро!.. Хотя какое, к черту,
утро, эти рыцари хуже петухов. Ты и есть здесь Хозяин?
Лицо в столбе исказилось в страшной гримасе. Словно в
огненную воду бросили камень, так лицо раздробилось и пропало, но мурашке по
спине Томаса побежали еще гуще. Из блистающего пламени за ним наблюдали, он
чувствовал, нещадные глаза демона.
Голос был едва слышен из-за хрипа, треска, щелканья, будто
лопались мелкие угольки:
— Кто ты, посмевший не пасть на колени, не просящий
пощадить жалкую жизнь?
Калика двинул плечами.
— А нам жисть не дорога. Что в ней? Одни неприятности.
Да и надо же знать, кому кланяться. Вот сэр Томас, вишь, какой красивый да
статный, не кланяется даже королю германскому, как и султану сарацинскому,
потому что не положено: свои хозяева обидятся. Еще высекут.
Томас поморщился.
— Сэр калика, благородных рыцарей не секут. Им секут
головы, а не то место, которым некоторые... Позволь узнать, могучий дух, ты и
есть тот Хозяин, о котором нам взахлеб говорил почтенный болотник?
Голос из пламени протрещал громче:
— Так меня называют местные племена.
Все-таки от Томаса не ускользнула уклончивость ответа. Олег
сказал подозрительно:
— Мне показалось, что мы могли бы пролететь... без
помех.
Томас замер. Столб стал намного ярче, слепил глаза.
— Да. Но не очень далеко.
После тяжелого, как гора, молчания Олег сказал осторожно:
— Нас ждут?
— И очень близко.
— Понятно, — сказал Олег. — Но каков тебе
интерес?
А Томас спросил, опустив ладонь на рукоять меча:
— Ты на чьей стороне?
Столб горел ярко не обжигающим огнем. Олег не чувствовал
жара, хотя встал совсем близко. Томас чуть пригнулся, всматриваясь в белый
огонь.
— Я на своей стороне, — ответило пламя. — У
меня есть свой народ... нравится он вам или нет... но он мой, и я о нем
забочусь. Когда здесь появляются чужаки, я их, понятно, скармливаю своим.
Томас оглянулся за помощью на волхва, но язычнику такое
отношение местного божества было явно привычным. Кивнул, подумал еще.
— Понятно... этих скормить не удалось?
Столб, будто в гневе, стал выше, вспыхнул, но померк и стал
даже ниже, чем был.
— Ты опять угадал, кто бы ты ни был. У них есть защита.
— Чья?
— Я знаю все в своем болоте. И могу. Но что дальше...
Моя мощь так далеко не простирается.
Томас опять вмешался:
— Ты нам поможешь?
Из огненного столба прозвучал холодный, как лунный свет,
ответ:
— Я помогаю только поклоняющимся мне.
Томас перекрестился, сказал громко:
— Я тверд в истинной вере.
— Истинная вера — вера в меня.
Олег прервал уже открывшего рот Томаса:
— Что ты хочешь от нас?
— Только узнать, кто вы и почему против вас брошены
такие силы. А потом я вас... отпущу.
Подозрительному Томасу показалось, что столб хотел сказать
что-то другое. Или последнее слово подразумевает иной смысл. Например, их
принесут в жертву.
Олег посмотрел на столб, как показалось Томасу, с симпатией
и некоторым сожалением.
— Новые времена, новые люди... И новые боги.
Снова наступило долгое молчание. Слышно было, как вдали
хлюпала вода. Там толпился болотный народ, не осмеливаясь подойти близко.
Наконец огненный столб проговорил с сомнением:
— Опять новые... Разве мир рушится опять?
Проснулась Яра, смотрела на Олега с недоумением. Томас тоже
косился на калику, многое в нем оставалось тайной.
— Нужно успеть на этот раз раньше.
— Ты говоришь, — прозвучал голос угрожающе, —
словно ты из Старых. Я превращу вас в пепел!
