"Только не выходи драться
со Святогором-богатырем:
через силу его земля носит.
Не ходи драться с Самсоном богатырем:
у него на голове семь власов чудесных.
Не бейся и с родом Микуловым:
его любит матушка-сыра земля.
Не ходи еще на Вольгу Святославовича:
он не силой возьмет,
так хитростью-мудростью".
Понял, рыцарь? Любой из богатырей старшего поколения сильнее
самого сильного из младших богатырей. И еще. С каждым поколением у богатырей
падает не только сила, но и способность творить чудеса. Младшие богатыри уже
только люди с большой силой, но уже не могут, подобно Вольге, оборачиваться
любым зверей, птицей или рыбой, не носят на плече всю тяжесть земли, как
Микула, не творят чудеса и не видят грядущее, как Вещий Олег...
Томас насторожился, бросил украдкой взгляд на скромнягу
калику.
— Он в самом деле из средних богатырей, не из младших?
А то я видел, как ваш Илья Муромец разговаривал с ним непочтительно, сам хотел
нахалу дать по роже.
Князь оживился, но в глазах было недоверие.
— Где ты мог его видеть? Сказывают, что он не умер от
змеи, а все еще ходит среди людей, но я не очень-то верю в сказки. С чего бы он
стал скрываться?
— Ну, — промямлил Томас уклончиво, —
сказывают, что когда мир был молод, сами боги ходили среди людей.
— Боги?.. Никто не знает, из средних он богатырей или
старших. О нем даже не говорят. Нечего! Знают только князя Олега, но разве он
князь? Ну, побыл зачем-то князем. Так он и королем мог бы стать, если бы
захотел.
Томас задержал дыхание, глаза сами скашивались в сторону
калики. Тот неторопливо насыщался, таскал то из одного блюда, то из другого,
пробовал мясо в жареных орехах, рыбу в голубичных ягодах, соловьиные язычки в
муравьиной кислоте. Он был просто мужиком, любителем поесть, полежать,
поглядеть на людей, послушать рассказы. Уже и следа не осталось от того
изнуренного отшельника, который встретился ему в жарких землях Сарацинии!
— А по слухам, — спросил он осторожно, — что
он умел?
— Говорят, он может в зверя и птицу перекидываться.
Даже без колдовства. Но странный он, если не вовсе помешанный... Какое-то горе
ему большое выпало, вот умом и тронулся. Ходит по дорогам в тряпках, бормочет
что-то... А их, бродяг, сколько вон по дорогам, разве среди них его заметишь...
А зачем тебе Вещий?
Томас подобрался, ибо тон князя уже был другим,
настороженным. Томас махнул рукой, стараясь держать голос беспечным:
— Да просто так... Теперь я думаю, что тот вовсе не
Вещий Олег был. Тот был высокий, голос, как труба, взгляд гордый и властный, а
за ним ехало двадцать слуг и оруженосцев.
Князь сразу потерял к нему интерес.
Ее странные лиловые глаза изучающе смотрели на рыцаря.
Глава 7
Внезапно раздалось хлопанье крыльев. Огромный ворон пролетел
над двором, над столами, сел на окно второго поверха прямо над головами
пирующих. Чересчур крупный, нахохленный, он свесил голову и стал внимательно
обозревать сидящих за столами. Сразу словно повеяло холодом. Ворон везде
вестник беды, а этот словно бы выбирает, на кого ее нацелить немедленно.
Глаза у ворона были желтые, словно у лесного зверя, балка
трещала под крепкими когтями. Он еще смотрел на гостей, а те бледнели и
отводили взгляды, когда вдруг звонко звякнула тетива.
Ворон подпрыгнул, словно от сильного удара снизу. Полетели
перья, а ворон медленно наклонился, когти, царапая балку, разжались. Он рухнул
с высоты на середину стола с таким шумом, словно этот был матерый волк. Посуда
подпрыгнула, ворон забился, подпрыгивая и царапая стол стрелой. Красные капли
крови брызгали из раны.
Все взгляды, растерянно побежав по залу, наконец отыскали
стрелка. Это была золотоволосая поляница, что пришла с рыцарем и каликой. Сняв
тетиву, она деловито смотала ее в клубок, сунула в мешочек на поясе.
Распрямленный лук привычно занял место за спиной. Она опустилась на лавку и
продолжала деликатно грызть крылышко гуся.
В зале началось движение. Убитого ворона стащили на пол,
потоптали ногами на всякий случай. Кто-то крикнул, чтобы стрелу не сломили,
дорогая.
Возле князя возникли двое гридней с обнаженными мечами. С
голодной готовностью смотрели по сторонам, готовые отдать жизнь за любимого
князя. Поморщившись, князь отодвинул обоих: не заслоняйте свет, все равно
опоздали, дурни. Не сплоховала только женщина... И сидит себе, ест. Будто
ничего не стряслось. Или такое для нее привычно?
Томас косился на Яру. Калика, сдерживая усмешку, подался
назад — пусть рыцарь подивится настоящей женщине. А что ей еще остается делать,
если кони все скачут и скачут, а избы горят и горят...
— Хорошо готовят, — произнесла Яра. — Такую
стряпуху беречь надо.
На нее смотрели во все глаза. Острый взгляд князя чуть
потеплел:
— Моя жена сама готовит.
— Верно делает, — одобрила Яра. — Готовить —
дело серьезное. Это не земли раздвигать мечом.
— Я передам жене, — пообещал князь. — Она
будет довольна.
Томаса раздражали откровенно бесцеремонные взгляды. Его
разглядывали, как диковинную обезьяну, едва не совали пальцы в рот, чтобы
посчитать зубы. Но еще откровеннее рассматривали Яру: она почти не уступала
мужчинам в росте, а здесь собрались богатыри и знатные мужи, и к тому же ее
легкий доспех никак не скрывал здоровую женскую фигуру.
Подходили, заговаривали, натыкались на враждебный взгляд
заморского рыцаря, отступали с великой неохотой. Томас старался держаться
рядом, шепнул:
— Ежели что, только кивни! Я им быстро шеи
посворачиваю.
— За что? — удивилась она.
— Ну как... Ходят, глаза пялят...
— А что, — не поняла она, — у меня уже и
посмотреть не на что?
— Да нет, я не о том...
Ее лиловые глаза стали вопрошающими. Она старалась понять, а
у него язык прилип к гортани — калика бы назвал это иначе. — не мог
объяснить, что крещеной женщине надлежит сидеть и сопеть в две дырочки. Ждать,
когда за нее решат, за нее поймут. А ее дело телячье — поела и в хлев.
— Мы в чужом краю, — сказал он, сердясь на самого
себя. — Надо ушки на макушке.
— Тебе виднее, — сказала она. — А у меня уши
на месте.
Пир длился всю ночь, но и утром мало кто уходил вовсе, а
чаще просто отлучался на крыльцо или в углы двора. Томас насытился быстро,
ерзал, вести степенные беседы не умел и не хотел учиться, часто вставал, ходил
защищать Яру, но той всякий раз никакая защита не требовалась, и он
разочарованно возвращался обратно.
