Томас помрачнел.
— Кто?
— Я слышал, ваш старый знакомый. Он же друг и родня
князя.
— Как его зовут?
— Не помню. Какой-то половецкий хан, каких немало. Но
вы выбили ему зубы где-то, теперь он хочет выбить зубы вам. По старому зуб за
зуб, да еще и по-христиански: долг вернуть сторицей.
Калика вмешался:
— Рыцарь не знает, но у нас и зубов-то столько нет.
— Хан придумает, что выдрать еще...
Томас грозно бросил ладонь на рукоять меча. Голос был
подобен реву боевого рога, зовущего правоверных христиан на штурм сарацинской
крепости:
— С мечом да на таких конях? Да мы их, их же шапками
закидаем! Даже не вынимая из них головы.
Посланец все не мог закрыть дверь:
— Умоляю, не надо драк! Вы должны уехать тихонько!
Когда за посланцем закрылась дверь, Олег сказал восхищенно:
— Томас, ты просто чудо!.. Такие кони!.. Я даже не
думал, что ты и здесь сумеешь то да се... что-то где-то успеть. Правда, после
пира ты что-то чересчур долго ходил до ветру... Правда, Яра?.. Но я ж не думал,
что ты успеешь побывать в княжеской спальне...
Томас метнул на Яру мимолетный взгляд — еще подумает плохое
о рыцарях Британии, — сказал с достоинством:
— Сэр калика... Я не знаю, на что ты намекаешь, но,
клянусь, ничего такого не было!
Яра издала странный носовой звук, а калика громко удивился:
— Да я что? Разве я спорю? Правда, коней же дали... Да
еще всем троим! Это ж как надо расстараться... Не задурно ж. Быль молодцу не в
упрек. Но все равно не спорю. Не было так не было. Лишь бы кони были добрые.
Правда, Яра?
Лиловые глаза молодой женщины стали зелеными. Она натужно
улыбнулась, но Томас увидел только острые клыки.
— И для тебя старался, — рассуждал калика. —
Тоже коня зарабатывал. Чтоб помнила его заботу...
Томас чувствовал себя, как уж на горячей сковородке. Яра,
судя по виду, предпочитала идти пешком. А калика все подбрасывал дровишки в
огонь.
— А кони добрые... Да такому молодцу любая девка что
хошь отдаст!.. Поди, даже уговаривать не довелось. Верно, Томас?
Рыцарь прорычал люто:
— Сэр ка-ли-ка... Клянусь, я даже не видывал здешнюю
княжну. И княгиню. И княженят! Даже княжью собаку не видел!
— Ну, за собаку я ничо не говорю... Хотя... гм...
Впрочем, ты ж из холодной и туманной Британии, а не Греции, где под жарким
солнцем едят слишком много жареного мяса с перцем и аджикой... Лучше пойдемте
посмотрим коней. Не порченые ли?
Медлить не стали, ибо люди хана могли поторопить князя, а
тому наскучит дожидаться у городских ворот. Выехали сразу же, благо кони были
свежие, отдохнувшие, сила била ключом.
Томас ехал впереди, не мог видеть холодного лица Яры и
намекающей ухмылки калики. Народу на улицах было мало: сейчас все либо на
базаре, либо на рынке, даже ремесленники повезли свой товар на торг, а знатные
да именитые спешат к княжескому двору показаться на глаза, выказать рвение.
Дорога неожиданно вывела на главную улицу, а за три боярских
терема виднелись княжеские хоромы. Калика с интересом взглянул на Томаса, тот
заерзал в седле, чувствуя на спине две пары вопрошающих глаз. Сказать, что
совершенно случайно выехал к терему князя, не поверят, да и оправдываться
как-то недостойно рыцаря.
— Никого, — заметил калика равнодушно.
— А кого ты ждал? — спросил Томас.
— Я? — удивился калика.
Окна терема были открыты навстречу теплому солнечному дню,
но хотя бы одно женское лицо появилось!
Конь Томаса звонко бил подковами, наконец в окошко кто-то
выглянул. Томас тут же поднял коня на дыбы. Тот картинно забил передними
копытами по воздуху, грозно заржал, красиво выгибая шею. Мышцы перекатывались
под лоснящейся кожей, играли, вздувались, как у сэра калики, когда тот дрался
полуголый.
В окнах вслед за женскими лицами появились мужские. Яра
вовсе остановилась в десятке шагов сзади, не желая участвовать в постыдном
зрелище, когда взрослый мужчина, как глупый петух, пытается вызвать внимание
нарумяненной толстой девки. А калика, перестав скалить зубы, сказал с жалостью:
— Томас, опомнись!.. Да где это видано, чтобы на Руси
бабы дарили мужикам коней?.. Даже если они княгини?
Томас опустил коня, насторожился.
— На что ты намекаешь?
— Томас, я слышал, как гуляка в корчме орал, что
здешний князь вдов, а два сына воюют в дружине киевского князя. Так что не
мечтай о княжне и даже княгине.
Двери терема распахнулись. Томас с седла видел, как через
двор к воротами побежали с десяток стражей, у каждого в руках было либо копье,
либо меч, некоторые бежали уже с натянутыми луками.
В окнах княжеской палаты лиц как ветром выдуло, взамен трое
увидели суровое лицо князя, так непохожее на прежнее, сонно-ленивое, каким его
видели на пиру. Высунувшись по пояс из окна, он крикнул бешено:
— Только коней беречь!
Олег свистнул по-скифски, пустил коня вскачь вдоль улицы.
Томас без всякой охоты последовал за ним, а за спиной звонко стучали подковы
коня Яры. Она вихрем обогнала рыцаря, не поведя и бровью, и они понеслись с
каликой плечо в плечо.
Улица изгибалась, сворачивала, наконец вывела на крупный
базар. Народ продавал прямо с телег, а мелкие торговцы сновали в толпе с
лотками, навязывали товар. Гвалт стоял такой, что даже грохот копыт сразу
потонул в море человеческих голосов. Отары овец и свиные туши продавали рядом с
шелковыми тканями, мешки с яблоками стояли среди столов с глиняными
свистульками.
Дорогу загородила длинная телега с глиняными горшками. Олег
заорал:
— Чьи горшки?
Из-под телеги вылез старик в холщовой рубашке, загородился
ладонью от солнца.
— А?
— Сколько просишь за горшки?
— Ну... ежели возьмешь много...
— Все беру! Ну, быстро!.. А то у другого возьму.
Старик взмолился:
— Мои лучшие в городе!.. Ежели возьмешь все, то три
серебряных... аль половинку золотого...
Олег швырнул ему монету.
— Бери целую!
Он спрыгнул с коня, рывком перевернул телегу, тут же
звериным прыжком оказался в седле.
— Поехали!
Сзади был грохот, треск, а затем вопли и крики стражников,
которые попали под лавину горшков. Воз, торча вверх колесами, закупорил узкую
улицу. Погоня долго возилась, оттаскивая воз, больше мешали друг другу, чем
помогали, а трое унеслись с базара, выметнулись на тихую улицу.
