Смуглолицые подошли, вежливо поклонились Шахраю, гостям.
Томас помахал дланью, в которой была зажата полуобглоданная кость с остатками
хрящей и мяса.
— Садись, садись, Афитул, сын Имаметдина!.. У тебя всегда
был хорош аппетит, и как жаль, что вина все еще не пьешь. Или сменишь веру хотя
бы на этот вечер?
Смуглолицый купец улыбнулся, покачал головой.
— Аллах не велит. Я рад встретить тебя снова Томас
Мальтон Гислендский. Я удивлен, что с тобой нет тех двух чернооких дев,
которые... Гм... помогали тебе познать особенности нашей веры.
Купец опустился за стол, улыбка была хитрая. Он заметил, как
сразу изменилось лицо красивой женщины с золотыми волосами, как пухлые губы
дрогнули и застыли, от его внимания не ускользнули ни пугливый взгляд рыцаря на
эту женщину, ни злорадный оскал зеленоглазого дервиша.
Лицо Шахрая вытянулось.
Калика поднялся навстречу второму купцу. Тот был старше,
выше, в черных, как смоль, волосах блестела седина. Острые, как у коршуна,
глаза вдруг спрятались между щелочек, настолько улыбка была широкой.
— Имам с Высокой горы!
— Здоров ли, Бадрутдин сын Мохаммеда?
Они обнялись, лицо Шахрая вытянулось едва ли не до пола.
Смуглолицый Бадрутдин, высвободившись из медвежьих объятий волхва, восхищенно
тряхнул головой.
— Никто не думал, что я вообще выживу!.. Но ты излечил
меня так, что я могу скакать на коне, подниматься на гору с бараном на плечах,
посещать молодых женщин!.. В моем племени тебе поставили столб, старики тебе
приносят каждую весну молодого барашка. Даже ревнители веры Пророка оставили
этот столб. Мол, стариков надо уважать, а столб упадет вместе с уходом в рай
последнего старика.
Он сел рядом с Афитулом, а когда перед ним поставили блюдо с
жареными птицами, он показал, как умеет есть спасшийся от смерти человек. Его
живые черные глаза часто перебегали на лицо надменного рыцаря, словно
удивляясь, что общего у мирного лекаря с кровожадным воином, вторгшимся в его
страну с неведомых северных земель.
Когда пришел черед наполнить кубки, Шахрай, который чуть
пришел в себя, обратился к гостям:
— Вы прибыли из дальних и неведомых...
— Гм, — сказал Томас громко, он шумно отхлебнул и
посмотрел на Шахрая в упор.
— Да, — поправился Шахрай кисло, — нашим
гостям, как я понял, ваши страны уже ведомы. Как и тамошние пороки. Но вы
прошли дальний путь, могли видеть странные и дивные вещи, которые нам,
обитателям земель северных, мало ведомы. У нас свои чудеса, у вас свои. Запад
есть Запад, Восток есть восток, и с мест они... Поведайте за неспешной трапезой
о делах и случаях ваших стран.
Бадрутдин отставил кубок, пожал плечами.
— У меня самое дивное связано с этим человеком, что
сейчас ведет себя за столом как неугодное Аллаху животное, чье мясо правоверным
запрещено даже касаться. Но у нас его знали совсем другим. Так что я лучше
умолчу, раз он сам молчит. Если есть что рассказать моему другу Афитулу...
Афитул разгладил усы, на лбу собрались морщинки. Черные, как
маслины, глаза стали задумчивыми.
— В дальней дороге случается разное... И приятное, и
гадкое, и доблестное, и трусливое... Но я расскажу, пожалуй, про наш переход
через пустыню близ Кокупо. Наши верблюды были истощены, вода кончилась, но мы
были бодры и не тревожились. На горизонте уже виднелись пальмы оазиса, где был
источник с холодной и чистой водой. Мы там всегда отдыхали, поили животных и
наполняли бурдюки. Так мы шли беспечно, верблюды уже зачуяли воду и ускорили
шаг, когда вдруг страшный рев потряс воздух...
Он перевел дыхание, побледнел, заново все переживая. Томас
сказал нетерпеливо:
— Дальше, дальше! Кто это был?
— Огромный и страшный дракон. Откуда он появился, лишь
Аллах ведает.
Яра спросила тихонько:
— Кто такой Аллах? Еще один вещий калика?
Купец взглянул на нее строго и торжественно:
— Нет Аллаха, кроме Аллаха, и Магомет — пророк его!
— Молодой и строгий бог, — объяснил калика Яре
негромко. — Они все по молодости злые и непримиримые, берутся перевернуть
мир, очистить от зла, установить царство справедливости за одну-две весны...
Потом, конечно, сталкиваются с реальностью, нашим нежеланием вылезать из грязи,
такой теплой и привычной... Боевой пыл угасает, как уже угас, почти угас пыл
его старшего брата Христа.
Томас подскочил.
— Сэр калика! Да мы против такого младшего Христова
брата водили войска всей Европы!
— А что, у вас в Британии братья не водят войска друг
на друга?.. Аллах моложе Христа на шестьсот лет, он полон задора, стремительно
набирает сторонников. Где проповедью, где огнем и мечом... то бишь кривой
саблей. Ладно, что там с драконом?
Купец развел руками.
— Дракон расположился у самого источника. В его пасти
поместился бы мул вместе с поклажей! А когти были не короче наших ножей. А зубы
— как сабли. Своим длинным телом он обвил источник, замкнув его в кольцо. Он
спал, но уши дергались, ловили каждый шорох. Я сам видел, как открыл глаз и
посмотрел на пробежавшую мимо ящерицу. Глаз был с человечью голову!
Калика видел на лице Томаса задумчивое выражение: рыцарь уже
высчитывал размеры и общий вес дракона.
— В караване поднялся плач и стенание. Мы знали, что
обречены. У нас не осталось воды на обратный путь, как и не могли идти дальше.
Проводник предложил отдать дракону одного-двух верблюдов в жертву, но все мы
видели, что дракон, когда проснется, сожрет нас всех... Когда зной стал
невыносимым, а наши губы лопались от жажды, уже хотели разбудить дракона, и
пусть на все будет воля Аллаха! Лучше быстрая смерть в пасти чудовища, чем
долгая мучительная от жажды...
Его слушали жадно. У Томаса глаза блестели.
— Но Аллах услышал мольбу своих людей. Когда мы начали
приближаться к дракону, внезапно показался скачущий всадник. Он увидел все,
сразу понял и, не давая коню передохнуть, повернул его прямо к чудовищу.
— Храбрый малый! — вырвалось у Томаса. —
Истинно рыцарский поступок!
— Он налетел на дракона, как блистающий сокол. Его
копье ударилось в голову зверя и разлетелось в щепки. Дракон проснулся и
взревел так, что у верблюдов подкосились ноги, а люди попадали на землю.
Отважный воин легко спрыгнул на землю и с мечом в руке напал на чудовище. Конь,
весь дрожа, отбежал и стоял в стороне.
— У меня тоже однажды был такой, — сказал Томас
мечтательно.
— Но меч отскакивал от крепкой, как стальные пластины,
чешуи дракона. А воин едва увертывался от страшной пасти. Он прыгал в сторону,
бил мечом, падал, переворачивался через голову, едва избегая страшных зубов...
— Огромные звери неповоротливы, — не выдержал
Томас. Глаза рыцаря горели, а руки дергались, он словно бы повторял каждое
движение отважного воина. — Но уж если не промахнется...
