— Да, воин был не только отважен, но и очень быстр. Он
всякий раз избегал страшной пасти, тогда дракон попытался сбить его хвостом.
Поднялись тучи песка, мы едва видели сражающихся. Меч сверкал, как молния, но
если грозе когда-то приходит конец, то рука воина не знала усталости. Мы
слышали страшный звон, а когда меч ударялся о броню дракона, видели красные
искры. Земля вздрагивала от рева и ударов тяжелых лап.
Когда песок чуть осел, мы увидели, что дракон уже ухватил
пастью и сжевал щит воина, а шлем катится по земле. Волосы воина были золотыми,
и мы поняли, что Аллах в своей милости и чтобы показать нам свою безграничную
мощь, послал нам могучего франка!
Они сражались уже грудь в грудь, ибо дракон устал и только
огрызался, стараясь поймать хотя бы его руку с мечом. Мы видели, что оба
изнемогают от жажды. Наконец дракон не выдержал, повернулся и пополз к
источнику. Чешуя на шее раздвинулась, и все мы вскричали: «Бей, бей в голую
шею!» Увы, воин проявил благородство даже к дракону. Он выждал, пока тот
напился, а затем они сразились снова. Дракон нападал с новыми силами, а воин
быстро слабел...
Томас хватил себя кулаком по боку. Глаза горели, как звезды,
он не мог сидеть, подскакивал, ходил кругами вокруг рассказчика.
— Наконец воин вонзил свой длинный меч прямо в пасть
дракона. Тот взревел страшно, сомкнул пасть, и меч сломался. Но обломки
вонзились в мозг зверя, и он издох в страшных конвульсиях. А воин упал на
песок, весь залитый ядом дракона и его зловонной кровью...
Томас подскочил:
— Погиб?
— Разве мы могли такое допустить? Мы бы сами отдали
жизни за него. Наши лекари осмотрели его раны, перевязали, наложили благовонные
травы. Трое суток наши девы и лекари врачевали его, все это время мы оставались
в оазисе, хотя дела требовали присутствия в другом месте. Наконец воин сумел
сесть на коня, попрощался с нами. Мы предлагали дорогие дары, но он ничего не
взял... Он даже отказался провести ночь с прекрасными девами, которых ему
предлагали матери, надеясь стать бабушками полубога. Дескать, он хранит
верность своей женщины, самой лучшей и самой красивой в мире. Мы долго смотрели,
как его вороной конь, таких огромных мы еще не видали, скачет вдаль, к новым
подвигам...
Томас спросил восторженно:
— Как звали этого героя?
— Имя его было странное, как у всех франков, но мы запомнили,
чтобы рассказывать детям и правнукам. Его звали Михаил Урюпинец, и прекрасный
лик его был подобен воину близкого к самому Аллаху.
Томас снова стукнул себя кулаком в бок.
— Ну, доблестный рыцарь, о котором я уже наслышан, дела
твои и подвиги дивны настолько, что их могли творить лишь сильнейшие из рыцарей
Круглого Стола!
Олег покосился на Яру. Ее щеки пылали, а глаза победно
блестели. Она растерла взглядом рыцаря в пыль, потоптала и брезгливо отряхнула
сапожки.
Глава 11
На рассвете Томас и калика покинули кремль Шахрая. Одного
коня Шахрай любезно заменил, тот прихрамывал, а местный коновал брался за
неделю подлечить его травами.
Томас старался не думать о женщине, которую оставили гордому
и владетельному князю. Конечно, ей просто повезло, будет жить в чести и холе,
но паскудненькое чувство не оставляло, будто совершил что-то нехорошее. А что?
Сдал против ее воли? Но разве всех женщин не выдают против их желания? Даже
королевских дочерей?
— Я должен думать о Крижане, — сказал он
вслух, — и о чаше.
Он заметил, что калика поглядывает на него с каким-то
болезненным интересом. Гораздо большим, чем того требовали обстоятельства.
— Что-то случилось?
— Нет, — ответил калика, — просто меня очень
занимает соотношение между «надо» и «хочу». Я всегда живу по «надо»... или
почти всегда. По крайней мере, стараюсь жить всегда. Уверен, что если бы все
жили по «надо», мы бы уже стали вровень с богами. Но так умеют жить только
волхвы, да и то не всегда, а остальной народ все еще чересчур близко к своим
пращурам — волкам.
Томас сказал нравоучительно:
— Сэр калика, Господь сотворил человека по своему
облику и подобию! Из простой глины.
— Тогда почему он себя ведет, как зверь? Тебе лучше
поверить во что-то другое. Например, твой господь, возжелав сотворить человека
и не найдя под рукой подходящей глины, превратил в людей стаю волков. А что?
Величия и мощи твоего бога не умаляет, зато многое в человеке объясняет.
Мысли Томаса были все еще на оставленной женщине. Спросил
хмуро:
— И женщин из волков?
— Из обезьян, если судить по повадкам. Так вот, все
люди знают, что должны жить разумом. Даже самый тупой, что в соплях путается, и
тот знает. Но и тупой и умный одинаково живут чувствами, как собаки, кошки или
гусеницы. Даже когда думают, что сейчас-то идут по уму, а на поверку оказывается,
что вожжи все равно держит либо похоть, либо жадность, либо еще что похуже!
Томас сказал невпопад:
— Сэр калика, а хорошо ли мы сделали?
— Не строй церкви, — ответил калика, —
пристрой сироту! Вот мы и пристроили. Что тебе еще?
— Не знаю, — ответил Томас угрюмо. — Гадко
мне как-то.
— Но разве у нас был другой выбор?
Томас вспомнил нацеленные в его грудь копья и арбалетчиков
за дубами, передернул плечами.
— Ты прав.
— Разве ей не лучше в замке, чем глотать пыль и грязь с
нами?
— Ты прав.
— Так чего тебе еще?
— Гадко мне, — сказал Томас со злостью. —
Мало ли что умом я понимаю? А может, нам ум даден вовсе дьяволом? Не знаю, сэр
калика.
К исходу второго дня Томас начал поворачивать коня. Олег,
словно чуял что, насторожился.
— Куда?
— Знаешь, — буркнул Томас.
— Возьмешь кремль штурмом аль осадишь?
— Не скаль зубы, сэр калика. Ум говорит, что мы сделали
верно, но рыцарская честь сказала, что я сподличал. Еще: если обещались довезти
ее к жениху, то и должны выполнить, хоть кровь из носа.
Он пустил коня обратно. Калика, нахмурившись, поехал сзади.
На лице его было странное выражение.
Они проехали не больше двух верст, когда Томас ругнулся и
натянул поводья. Навстречу несся галопом всадник на взмыленном коне. Конь под
ним шатался. За ним скакали еще пятеро. Судя по крикам и выражению лиц, они
догоняли убегающего.
Томас пришпорил коня, выхватил меч.
— Кто бы ты ни был, рыцарь всегда на стороне
слабейшего!
Он наклонился к шее скачущего коня, тот перешел в тяжелый
галоп, руку Томас начал медленно заносить для страшного разящего удара. Всадник
приблизился, ветер сорвал капюшон с головы. Томас ахнул и едва не выронил меч.
