Яра пронеслась мимо, не подарив его взглядом. Томас едва
успел перегородить дорогу ее преследователям, обрушил меч справа налево,
действуя, как славянский мужик оглоблей. Удар пришелся плашмя, одного вышиб,
как чурку в лапте, тот улетел за дорогу, а второго достал концом, благо
двуручный рыцарский меч размером в самом деле с оглоблю.
Двое успели подать коней в стороны, проскочили. Пятый,
раздирая рот коню удилами, поднял его на дыбы перед Томасом. Рыцарь чуть подал
коня назад, с мечом в руке приглашал к бою.
Однако противник, глядя через плечо Томаса, ахнул, конь под
ним опустился на все четыре. Томас крикнул оглянулся, снова обернулся к пятому.
Тот повернул коня и погнал его прочь. Конь под ним шатался,
бока ходили ходуном.
Томас швырнул меч в ножны. По дороге ползали, роняя кровавые
сопли двое, а еще двое лежали, как после косьбы на солнцепеке, будто в сладком
изнеможении разбросав руки и ноги. Калика держал коня Яры под уздцы, да тот и
не пробовал вырваться — хрипел, ронял пену, дико вращал налитыми кровью
глазищами.
— А, это ты, — сказал Томас.
— Это она, — подтвердил калика.
Томас посмотрел мимо Яры.
— Прости, если помешал вашей охоте...
Она посмотрела холодно вдаль, но не мимо, а сквозь железного
рыцаря с его доспехами, выкованными в лучшей миланской оружейной. Он ощутил
этот холодный взгляд у себя внутри, сердце дрогнуло и застыло, схваченное
ледяными пальцами.
— Я просто ехала в земли бодричей, — сказала
она. — Куда ехали эти люди, я не знаю.
— Их беда, что неслись сломя голову, — вмешался
калика. — Нельзя так! Вот и сейчас налетели сослепу, едва с ног не сбили.
Томас поглядел вслед последнему уцелевшему. Тот удалялся уже
шагом, конь едва плелся. Вид у надменного Томаса был таков, что знай он, за кем
гонятся эти пятеро, ни за какие пряники не стал бы вмешиваться.
— Шахрай вышлет новую погоню, — заметил
калика. — На этот раз настоящую.
— Он узнает нескоро, — бросил Томас. — Конь
последнего уцелевшего вот-вот падет. А пешком до замка еще версты три.
— Если Шахрай уже не скачет вдогонку.
— А он может?
Калика кивнул, да Томас и сам видел, что спрашивать глупо.
Шахрай бросит все силы, чтобы вернуть Яру.
— Догоняем, — ответил Олег.
Яра виднелась уже далеко впереди. Она ехала не оглядываясь,
конь под ней медленно приходил в себя после скачки. Калика изловил трех коней,
Томас поймал четвертого. Кони были измучены долгой скачкой, но еще могли
послужить, если чаще пересаживаться с одного на другого.
Догнали Яру, калика крикнул:
— Твой конь запалился. Томас предлагает пересесть на...
полусвежего.
Оба, Томас и Яра, посмотрели на него с великим удивлением, а
Яра еще и с недоверием Все же пересела, а Томас, похлопав заморенного конька по
взмыленной шее, посочувствовал с фальшивым лицемерием:
— Ты прямо дракон!.. Такое нести...
Яра уже удалялась, ее конь шел бок о бок с конем калики.
Держались они так слаженно, что у Томаса зачесались руки сбросить друга наземь,
а самому ехать рядом со змеей с лиловыми глазами, вот так же касаясь своим
стременем ее, где пламенеет красный сапожок из мягкой кожи.
Лес впереди стоял черной непроходимой стеной. Олег лишь
смерил его сумрачным взглядом, а в ближайшей веси хладнокровно продал коней.
Яра лишь поморщилась, а Томас сказал с благородным негодованием:
— Сэр калика!.. Иногда мне казалось, что ты человек
благородного происхождения, а теперь за версту вижу, что ты даже не рус вовсе!
— А кто?
— Цыган! — заявил Томас убежденно. — Это они
постоянно продают да покупают коней.
Калика пожал плечами.
— Я продаю с выгодой. Мы продали восемь простых, а
когда минуем лес с его буреломами, купим на эти деньги четверых добротных.
— Я и говорю, что ты цыган.
Калика замедленно запустил пятерню в рыжие волосы на
затылке, почесал с наслаждением.
— Кто знает?.. Может, и цыган тоже.
Яра сказала ядовито:
— Не англ, точно. У цыгана так кошелек с деньгами не
срежут.
Томас потемнел, полдня шел через лес такой подавленный и
молчаливый, что даже Яре вроде бы стало жалко молодого рыцаря. Калика вел через
чашу, прислушивался. Дважды они слышали стук копыт, ругань, затем голоса
преследователей стихли.
Отдыхать калика не давал, гнал и гнал через лес. Яра снова
стерла ноги, но терпела, не желала унижающей человека жалости. Тем более от
этого отвратительного надменного бесчувственного англа, который весь в железе,
как перловица в раковине, словно такой же слизняк и неумеха...
Она вспомнила его белую, нетронутую загаром грудь, густые
кудрявые волосы на широких пластинах мышц, два узких шрама слева от ключицы, и
кровь прилила к щекам, а ноги потяжелели еще больше.
Привал был, как отпущение всех грехов. Яра ощутила такое
облегчение, что едва не потеряла сознание. Мясо выпадало из ослабевших пальцев,
а челюсти едва двигались. Она засыпала от изнеможения с куском хлеба в руке,
когда донесся приглушенный голос:
— Они близко.
— Оставили коней? — спросил Томас.
— Шахрай все оставит, кроме этой женщины. Вот дурак, а?
— Ты сам говорил, на дураках мир держится. Затаимся
или...?
— Ты затаись, присмотри за Ярой. А я схожу посмотрю.
Послышалось шуршание, затем голос Томаса:
— Я пойду... Мы пойдем по твоим следам. Пока сможем,
конечно.
— Лады. Как потеряешься, сразу схоронись и жди.
Шаги калики удалились, стихли. Яра с усилием разомкнула слипающиеся
веки. Вздрогнула: темнота была такой, словно она не раскрывала глаз. Из тьмы
медленно выступали деревья, а на темнеющем небе уже поблескивали звезды.
Томас властно поднял ее на ноги.
— Надо идти. Я помогу.
Яра вяло отстранилась, вложив в это движение все душевные
силы. И остаток телесных. В голове гудело, виски начало ломить тупой болью. Она
чувствовала, как рыцарь вешает и ее мешок на свои плечи, но сделала вид, что не
заметила. Пришлось бы благодарить, а кто знает, какой благодарности возжелает
этот наглец, которому там какие-то на Востоке доказывали преимущества ислама.
Они шли в темноте, и она стукнулась о его спину так, что
думала, собьет с ног. Наконец его сильная рука ухватила ее за локоть, удержала.
Несколько мгновений слушали ночь. Тишина стояла мертвая,
даже она чувствовала что-то противоестественное в такой тиши. Наконец она
решилась освободиться от его руки, шевельнулась, но пальцы стиснулись с такой
силой, что едва не вскрикнула.
