— Но, думаю, дело дохлое. Они и сами, наверное, не
помнят, кто должен был платить. А тот, кто должен, знает и не признается.
— Потому что жиды, — заявил пан Кичинский. —
Разве человек благородного происхождения откажется платить по счету? Хоть
зуботычиной, но отдаст. Даже больше, чем должен. А это точно жиды. Жид у жида
копейку украл, а весь мир об этом должен помнить! Что за нация?
— Удивительная, — согласился калика. Про себя
подумал, что пан Кичинский еще удивительнее. Клянет христианство, как
придуманное иудеями лишь для того, чтобы закабалить весь мир, а сам выстроил
роскошную церковь при замке, всех гоняет к попу на исповедь, крестится и
бормочет «Славен наш бог в Израиле». Что за каша в голове?
Томасу наскучила дискуссия о далеких и непонятных вещах. Он
за спиной князя наклонился к уху Яры.
— А где ты была, когда мы искали тебя у твоего Ночного
Филина? Ох, как искали, как искали...
Он мечтательно вскинул глаза к своду, губы зашевелились.
Руки сошлись на невидимом, словно пальцы отжимали, выкручивая, мокрую рубашку.
Яра сказала деловито:
— Я поехала в соседнюю деревню, чтобы там купить
хороших коней. И вообще приготовить все к дальней дороге. Я была уверена, что
нам все это понадобится через день-два... Только вы ушли еще раньше.
Томас бросил косой взгляд.
— А если бы мы не выбрались из каменоломни?
Глаза Яры распахнулись, как две лесные поляны, заросшие
цветущим клевером.
— А чего бы вы там сидели?.. Сэр Томас, для тебя оттуда
выбраться, что хрюкнуть в свое удовольствие.
Томас вспомнил, чего стоило выбраться из каменоломни,
ощутил, как по коже побежали холодные кусачие мурашки размером с майских жуков.
— Да, конечно, — подтвердил он дрогнувшим
голосом, — мы нахрюкались вволю. До сих пор по ночам хрюкается.
Глава 4
Томас не знал замка в Британии, где бы не появлялись
менестрели. Их длинные носы чуяли, где можно поживиться, туда и тянулись.
Просто скитались с одинаковыми песнями всюду, а самые умелые знали, чем угодить
владетельному сеньору.
Томас не удивился вовсе, что в разгар пира, когда первый
голод и жажду все утолили, ели и пили дальше неспешно, вели степенные беседы,
появился менестрель. Правда, здесь его звали сказителем и былинником, хотя
кое-кто называл по старинке кощунником.
Разговоры умолкли, Томас понял, что кощунника знали, чтили.
Церковь запрещала кощуны, а само кощунство в устах церковников стало бранным
словом, но не только темный народ с неохотой расставался с родной верой, даже
князья и бояре хмурились, когда приходилось кланяться чужому иудейскому богу и
его воинству.
— Поклон тебе, старец, — сказал Кичинский
почтительно.
Кощунник не был стариком, на взгляд Томаса, скорее уставшим
и разочарованным разбойником, который сменил меч на лиру, ну, на эту доску с
натянутыми тетивами. Как он будет на ней играть?
Гости подсаживались ближе, окружали сказителя. Томас
старался держаться с иронической отстраненностью, он-де из просвещенной
Британии, но старец запел о временах столь отдаленных, что сердце Томаса
сжималось помимо воли, а разум отказывался вмещать дела странные и непонятные
современному рыцарю, лишенному старых предрассудков.
Сказитель, мерно ударяя по струнах, пел о славных временах
царя Таргитая, когда на землю пали с небес золотые вещи: орало, чаша и ярмо.
Три сына было у Таргитая: Колоксай, Липоксай и Арпоксай, но золотые вещи
вспыхивали жарким пламенем, когда их пытались взять в руки. Лишь младший брат,
Колоксай, сумел взять их. Таргитай этот знак богов понял, передал ему власть. С
тех времен народ принял орало и начал пахать землю, а дотоле только
путешествовал и воевал...
Томас пробурчал недоверчиво:
— Так в один день и стал из кочевника земледельцем?
Кичинский услышал, сказал шепотом:
— Пахали и раньше, только их было мало, считались
юродивыми... А когда с неба рухнули эти вещи, то был знак, чтобы весь народ
принял новых богов.
— Понятно, — сказал Томас. — Это как сейчас,
да? Христиан у вас много, но вся страна ею еще не стала?
Калика слушал, хмурился, шумно хлебал вино. Кичинский
наконец заметил, спросил любезно:
— Разве не так?
— Не так.
— Гм... А как было?
— Как всегда, когда приходит новая вера. Плач и стон
стоял по всей Руси... Впрочем, она тогда не звалась еще Русью. Почему не
сказать правду, что не бывает так, чтобы весь народ взял да отказался от родной
веры, с ходу взял чужую?.. Разве не с огнем и мечом вошла вера Христова на
Русь, не залила кровью земли, сожгла села и веси, а волхвов старой веры распяли
на воротах их храмов?.. Так и тогда, пятнадцать столетий тому, стон стоял и
плач, когда отец расставался с сыном, мать с дочерью, братья с сестрами и друг
с другом!.. Сколько народу ушло с Арпоксаем, чтобы сохранить старую веру,
сохранить душу своих предков!
— А куда ушли? — спросил Томас.
Калика взглянул остро, как ножом кольнул.
— Удивишься, когда узнаешь. Они шли через нынешнюю
Нормандию, добрались до моря, перешли на северную землю, срубили города и
веси... Эти земли назвали Оловянными островами, там много олова. Когда научились
добавлять в печь, стали первыми ковать бронзовые мечи... Еще не понял, о каких
землях я говорю?
— Догадываюсь, — сказал Томас осевшим голосом.
— Другие ушли на юг, их стали называть «парфянами», что
значит «изгнанники». Много новых народов образовалось из тех, кто ушел. Вот так
больше всего крови и людей потеряли без всяких битв, поражений или побед. Всего
лишь принимали новую веру!
Кичинский уже не слушал кощунника. Его глаза подозрительно
обшаривали калику с головы до ног.
— Постой, постой! Что-то ты больно много хулишь нашу
исконную православную веру!
— Исконную?
— Ну, да. Нашу русскую веру. За веру, князя и
отечество!
— А Христос тут при чем? — спросил Олег
ехидно. — Он же был иудеем. Самым настоящим.
— У меня другие сведения, — сказал Кичинский с
неудовольствием. — Он был скифом! Разве не знаете, что когда-то скифы
захватили всю Малую Азию и вдобавок всякие другие страны? До Египта дошли, но
фараон Псамметих вышел навстречу с богатыми дарами, откупился. Но в Палестине
скифы правили двадцать девять лет! Всех баб под себя гребли, свои города
поставили, там жили где отдельно от иудеев, а где и вперемешку. Так вот Иисус
именно оттуда родом. Из Назарета! Сам город скифы ставили, на заре это было,
вот потому так и назвали. Жителей Галилеи, это где скифы Назарет срубили,
никогда в Иудее настоящими иудеями не считали. Христос так от этого страдал,
что придумал такую веру, чтобы сравнять с настоящими иудеями. Он так и сказал:
«Нет ни эллина, ни иудея». Разве иудей так мог бы сказать? Так мог сказать только
тот, кого в иудеи не пускали, а как проще всего вскарабкаться к тем, кто сидит
высоко? Правильно, стащить их за ноги к себе в гря... ну, в равноправие. Это
учение всем понравилось, потому что без трудов и мук сразу становишься вровень
не только с избранными иудеями, но даже с королями, императорами!.. Мол, все
рабы божьи...
