— Здравствуйте, дорогой мой! Доложите мне, лапочка, где тут находится дворец?
— Дворец? — задумался паренек, ведя свою тяжелую машину. — Вам дворец спорта?
— Если я не ошибаюсь, нет, — сказала Лир вежливо.
— Или дворец бракосочетаний?
— О, не думаю, — улыбаясь, ответила Лир.
— Или дворец культуры имени Пьера Великого?
— Не уверена, дорогой, — торжественно произнесла Лир. — Боюсь, мне нужен королевский дворец.
— Западный монастырский, что ли?
— Опасаюсь, что именно так.
— А что вам там надо? — весело спросил шофер.
— О, ничего особенного, — улыбаясь, возразила Лир. — Вы нас туда не отвезли бы, котенок? К четырнадцатому подъезду. Вы не пожалеете, мой милый.
— Четырнадцатый подъезд — это не мой маршрут, — от души смеясь, сказал шофер.
— Я повелеваю вам, — беспомощно, но с угрозой в голосе произнесла Лир.
— Исключено, мадам, — весело ответил водитель.
— Вы пожалеете об этом, — провозгласила королева Лир. Она имела в виду, что не наградит его орденом Синего Носка, как намеревалась.
Тут старушка вспомнила про волшебную карточку, с которой никогда не расставалась. Может, показать ее шоферу?
И Лир полезла в карман кимоно, где, как оказалось, у нее лежала почему-то вчерашняя недоеденная, совершенно окоченевшая сосиска.
Лир смутилась и стала выуживать карточку, минуя сосиску.
И сквозь карман кимоно явственно проступили грозные очертания продолговатого округлого предмета, похожего на дуло.
Шофер был зоркий паренек. Краем глаза уловив решительные движения японской бабушки и выступающее сквозь шелк дуло, он сказал:
— Куда едем?
— Четырнадцатый подъезд, если можно. Сразу за конной статуей моего дедушки!!!
Королева уже говорила с шофером голосом этого самого дедушки, воинственного генерала: в минуту опасности он срывался на визг, который разносился по всему полю боя (мегафонов-то раньше не было!).
Лир дико была испугана. Дело заключалось в том, что Алиса давно толкала ее в бок, приглашая оглянуться: за автобусом ехала полицейская машина со включенной мигалкой, и там из окошка махал рукой гостиничный дежурный!
— Хорошо, мадам, не волнуйтесь так, мадам.
Бабушка кивнула и рявкнула голосом своего прославленного деда:
— Быстрей! Как можно быстрей!
И она с еще большей нервностью затрясла карманом кимоно, ища проклятую карточку.
— О, не надо волноваться! Это недалеко! — завопил встревоженный водитель, кося глазом на пляшущее под шелком кимоно здоровенное дуло. — Сейчас!
Полицейская машина тем временем вырулила среди потока транспорта и помчалась на обгон автобуса.
— Еще быстрей! Вперед, мой мальчик! — гаркнула королева.
Алиса, слыша, что полицейская машина включила сирену, вцепилась в живот своей куклы, и жуткий хохот перекрыл все окружающие звуки.
Бедный шофер втянул голову в плечи, вторая японка за его спиной была к тому же и сумасшедшая, так дико смеяться! Это надо подумать! У нее прямо истерика! Застрелят, как зайца!
И водитель поступил так, как поступают все люди, стремящиеся уйти от опасности: он помчался на своем автобусе вперед, как ошалевший мамонт. Он загудел, затрубил, и все машины впереди свернули с дороги.
Пассажиры автобуса вцепились в свои кресла, а некоторые даже легли на пол.
— О, браво, лапочка! — перекрывая бешеный куклин хохот, вой сирены и клаксон автобуса, воскликнула Лир.
Гремя, как таратайка, автобус поехал на красный свет, пересек площадь и нацелился в открытые ворота дворца.
У ворот мирно стояли гвардейцы в медных касках с перьями.
При виде автобуса они заметались, но королева и Алиса нагнулись и приветственно помахали руками.
Гвардейцы оцепенели.
— Так, теперь направо… Нам сюда, дорогуша, — милостиво сказала Лир.
Шофер затормозил своего мамонта у подъезда и открыл дверь.
Королева спросила Алису:
— Тебе понравилось, детка?
— Боюсь что да, — ответила Алиса.
— Когда-нибудь еще погуляем, а? — произнесла шепотом Лир, и Алиса сдержанно кивнула.
Шофер автобуса, бледный, наблюдал за тем, как к японкам со всех сторон бегут люди в мундирах, камзолах, халатах, ливреях, как вываливаются из этого четырнадцатого подъезда дамы в декольте и со шлейфами, как они приседают, как трубят музыканты, бьют в барабаны, как ведут японскую девочку две пожилые тети и как они падают в обморок при звуках бешеного механического хохота, который вырывается у этой юной японки из груди, к которой прижата кукла…
— Ах да, — сказала, возвращаясь к автобусу, старая Лир (при этом она стащила с головы ненужный японский парик и обнажила свою лысину с грядкой зелени, и шофер побагровел и покрепче уселся на сиденье, вцепившись в рычаг), — ах да, этому милому человеку надо дать орден «Львиная грива за спасение королевы» и орден «Кошачьи усики за спасение принцессы». Запишите, Вильгельм!
И при этом она зорко, как ястреб, посмотрела за ворота, где остановилась полицейская машина…
История живописца
Жил-был художник, но он был такой бедный, что не мог купить себе ни карандаша, ни бумаги, а про краски и кисти нечего и говорить. Он, конечно, пытался рисовать кирпичом на асфальте, но дворники и милиционеры не любили таких художеств и звали друг друга на помощь.
Наш бедняк мог бы также расписывать стены и заборы, однако каждая стена кому-то принадлежит. Кроме того, это тоже надо было делать ночью, когда народ не шляется туда-сюда и не мешает: а какое же рисование ночью!
Тем более что кирпичом не порисуешь на стене, кирпич стену не берет, только царапает.
Хорошо еще, что у художника была крыша над головой, однако эту берлогу нельзя было назвать жильем, просто один дворник отгородил под лестницей угол, чтобы не таскать домой метлы, лопаты, ломы, валенки и телогрейку. Дворник навесил туда дверь, снабдил ее ржавым замком и тут же, подумав, повесил объявление, что недорого сдается отдельная квартира б/у.
О том, как художник снял эту квартиру б/у (без удобств), рассказывать долго, только заметим, что он спал там, подстелив на пол свое пальто, и был рад, что все-таки не на улице валяется, где дует, капает и каждый может отобрать пальто.
Как художник дошел до этой нищеты, говорить не хочется, достаточно упомянуть, что его обманули, как обманывают многих простодушных и безденежных людей, которым обещают большие кошельки за их маленькие квартиры, и, проснувшись однажды, такой будущий богач видит, что он лежит на скамейке в парке, а потом с трудом вспоминает, что в его собственном доме уже висят чужие занавески и в двери новенький замок, от которого нет ключа, вот и все.
