Предполагалось, что Вадик, тогда еще Иван, выполняющий роль водителя, укроется один в квартире на набережной. А двое других его подельников с добычей спрячутся в квартире через пару кварталов от того места, где они бросили машину. Сумки должны были забрать подельники. Он должен был уйти пустым. Потому что до квартиры на набережной идти было прилично. И когда обсуждались детали предстоящей операции, он был со всем согласен. Но стоило подельникам похватать сумки из машины и тронуться с места, как он заартачился. И потребовал пару сумок себе.
– Вы идиоты, что ли! – начал он их урезонивать, когда его предложение не нашло отклика. – У вас поклажи, как у верблюдов. Сразу заподозрят. Любая бабка вас срисует во дворе и тут же в полицию позвонит.
Со второй попытки у него получилось. Он их убедил. И ему передали пару сумок с деньгами Кадашова. Они разошлись в разные стороны. И залегли на сутки.
На второй день, ближе к вечеру, он пришел на третью съемную квартиру, где они должны были делить деньги на четверых. Там никого не было. Он прождал до самого утра. Никто не пришел. И тогда он понял: его кинули. И чуть не на коленях возблагодарил судьбу за то, что вытребовал у подельников две сумки. Или собственную жадность он возблагодарил. Потому что именно она потребовала возмутиться в тот момент, когда они разбегались.
Или судьба улыбнулась? Или все же жадность?
Его подельники пропали. Слились. Никто их не нашел. Нигде. И то, что они унесли с собой, нигде позже не всплыло. Ведь кроме денег в одном из саквояжей были камни.
– Если бы, Вадик, мы смогли их найти. Смогли их обналичить, то хватило бы не только нам, но и нашим внукам, – горевал потом его троюродный брат.
Вадик так не думал. Ему почему-то все время казалось, что камни эти проклятые. Вот Кадашов связался с ними и сына потерял. Его подельники прихватили именно их с одной из сумок и тоже как в воду канули. Нигде ни следа их, ни отзвука. Так же не бывает. Тем более в криминальном мире.
Подельников не было нигде в стране. И ее пределы они не покидали тоже. Вадик сам выправлял им всем чистые документы, по которым они должны были улететь куда-нибудь подальше.
Они пропали. А ему пришлось полгода прятаться в глухой Сибири. Но он там стал слишком заметен. И пришлось вернуться. И пришлось начать новую жизнь. И неожиданно она ему пришлась впору. Как удобные летние туфли, которые можно носить без носков, не натирая при этом ногу.
Он последовал совету брата. Он всегда его слушался. И поступил на платные курсы бухгалтеров. Блестяще их закончил. И очень быстро нашел себе работу. Работа не пыльная, не сложная, не ответственная. Подписи его на документах никакой не требовалось. Он тихо сидел в самом углу за столом в удобном офисном кресле. Делал вид, что работает. Нет, он работал, конечно. Но с его навыками он успевал выполнить свою работу за час. Все остальное свободное время он торчал в Сети. Смотрел, и смотрел, и смотрел на миллионы лиц, запечатленных на фотографиях в разных уголках земного шара. Он все еще не отчаялся найти их – своих подельников. Не надеялся, но и не отчаялся.
Их нигде не было. И девки той, что сидела, скрючившись, на скамейке в тот день, тоже нигде не нашлось.
Это уже потом он узнал, что на месте проведения их операции была какая-то девка. И ее потом гнали по городу охранники Кадашова. И она благополучно от них скрылась.
Это он уже потом узнал, что с ее именем связывают нападение на кортеж Кадашова.
Он думал иначе. Он просто знал, что ее в их деле не было. Она не принимала участия в нападении, в разработке самой операции. Но она…
– Это точно эта тварь, брат! Точно она! Все сходится!
Вадик, потратив не один месяц на анализ происшедшего, пришел к выводу, что эта девка как раз стоит за нападением на нападавших. Она ограбила грабителей! И все средства, включая камни, у нее.
Да, да, да, она тоже куда-то пропала. Но это не значило, что ее нельзя найти.
И он начал это делать. Он начал ее искать. Он, как старый лис, пошел по ее запутанным заячьим следам. И начал с той самой больницы, где потерялся ее след в день нападения на кортеж Кадашова. И он много узнал интересного. Очень много!
А как ему это удалось? А просто. Он устроился волонтером в отделение интенсивной терапии. Мыл полы, выносил утки, помогал с документацией. Попутно узнавал пароли для доступа, держал в руках связки ключей, от архива в том числе. И не забывал делать себе дубликаты. Он располагал к себе персонал больницы. Мигрировал со своей волонтерской помощью из одного отделения в другое. Он обрастал знакомыми, друзьями. Заводил интрижки. В основном с замужними женщинами, чтобы интрижки не затягивались слишком надолго. Замужние женщины, кстати, любили поговорить. Он не препятствовал. Узнавал их семейные тайны. И тайны городской больницы. И легенды этой самой больницы. И с одной из таких легенд со щекочущими нервы подробностями его и познакомила одна из его любовниц.
Той ночью в хирургическом отделении было тихо. Так тихо, что казалось, в палатах нет ни одного пациента. Все благополучно выздоровели и отправились по домам. Дежурная медсестра Инга, с которой у него завязался романчик всего лишь пару недель назад, убавила звук стационарного телефона на вахте, провела его в сестринскую, заперла дверь изнутри и тут же скинула с себя все до последней тряпочки. Они быстро и страстно трахнулись. Оделись. И пошли в столовую пить чай. Инга любила после секса пожрать пирожных. Пожрать, поржать, поболтать.
– Не вредно столько углеводов ночью? – поинтересовался он с вялой улыбкой, кивнув на коробку, из которой Инга вытащила уже третью корзиночку.
– Нет. Норм. Заряжает. А то до утра не протяну. По двенадцать часов дежурить – жесть, конечно. Я сейчас привыкла. А когда только пришла сюда, это вообще было…
– Что было? – поинтересовался он, чтобы не молчать.
Если он будет молчать, его станет клонить в сон. И Инга обидится. И больше его сюда не допустит. А это отделение было просто клондайком разных страшных историй и легенд. И главным рассказчиком была она – Инга.
– Было то, что я неоднократно засыпала на посту! – округлила она миндалевидные от агрессивной подводки глаза. – И однажды меня застукал заведующий отделением. И такое было!
– Он заставил тебя раздеться? – глумливо предположил Вадик.
– И это, кстати, было тоже. Но позже. Но сначала он меня отчитывал. Три часа! Нудным, противным голосом он перечислял мне пункты правил внутреннего трудового распорядка. Заставил написать заявление об увольнении. Без даты. Положил его к себе в стол. И потом постоянно косился на этот ящик.
– Зачем?
– Ну, когда я делала что-то не то, он как будто намекал мне, что вот там, в верхнем ящике стола, лежит мой волчий билет. Неприятный тип!
– Он еще работает?
– Нет. Три года, как уволился и улетел к себе. Ну, может, чуть больше трех лет. Точно не помню даты. Улетел.
