– Все, не тяни. Сбрасывай номер. И стереги, стереги обоих, Сережа. Ох как много у меня к ним вопросов! Ох как много!
Хозяин отключился. Сергею понадобилось меньше минуты, чтобы отослать номер телефона Смолянского, зарегистрированного на Серегина. Если влияние Кадашова по-прежнему велико и значимо, знать обо всех принятых Смолянским звонках он будет уже завтра утром. Или даже раньше.
Телефон неожиданно снова зазвонил в его руках. Он даже не успел его отложить.
Звонил старый шериф. Смущаясь и оттого, видимо, путая русские слова, он пригласил его на ужин, заверив, что такой утки Сергей еще нигде и никогда не пробовал. Извинился за погоду, исключившую возможность постоять с бокалом вина на крыльце, и сказал, что ждет его к девяти.
Сергей пообещал, что придет. До ужина оставалось чуть меньше полутора часов. И он решил отдохнуть. Улегся поверх покрывала на кровать и прикрыл глаза. И почти тут же на него набросился рой мыслей. Они пугали и жалили, как потревоженные дикие осы. Они порождали массу вопросов, на которые у него не находилось ответов.
Зачем Лилия Майкова явилась на место преступления? Что ею двигало? Любопытство? Страх? Или она была координатором действий бандитов?
Бред! Сергей гневно выдохнул и заворочался.
И тут же со вздохом затих.
Но это объясняло бы, зачем здесь Смолянский. Хоть как-то объясняло бы. Прошло три года. Они условились о встрече. Он прилетел сюда и…
И она его не пускает к себе в дом! Более того, она напугана. И не сдерживает слез, когда к ней приходит сосед. Не сходится, капитан!
Или все же она отличная актриса?
Почему она не улетела в Таиланд той ночью, когда была вынуждена спасаться бегством из квартиры Игоря? Что ее остановило? И куда, черт побери, подевался ее возлюбленный – Игорь Забузов?! Три с лишним года о нем ни слуха ни духа. Никто из родственников о нем ничего не знал. В квартире, которая ему принадлежала и принадлежит, чисто, как в операционной. Принадлежит…
Так, стоп! Почему он раньше не подумал об этом?! Идиот!
Он резво поднялся, схватил телефон с прикроватной тумбочки и набрал Кадашова.
– Я еще не успел узнать, кому принадлежит номер абонента, названивающего Смолянскому, Сережа, – отозвался Кадашов скрипучим старческим голосом.
Так он разговаривал, когда у него начинало болеть все внутри, и он сидел в кресле, сжавшись и зажмурив глаза.
– Я понимаю. А у меня тут одна мысль проскочила, Павел Сергеевич.
– Ну! Что за мысль? – Он отреагировал очень вяло, видимо, совсем худо ему было.
– Квартира Игоря Забузова.
– А что с ней?
– Вот именно, что с ней? Кто-то платит за нее? Коммунальные услуги, налоги? Если да, то кто?
– Хм-м… – хмыкнул Кадашов, отчетливо скрипнула кожа сиденья его инвалидного кресла. – А что, раньше эта мысль тебе в голову не пришла?
– Квартиру ваши люди проверили сразу после нападения. Забузов исчез. Отпечатков нет. Его девушка в ночь перед исчезновением жениха вызвала такси по его адресу, но почему-то спасалась, по всей видимости, бегством. Раз она вышла из соседнего подъезда, переметнувшись перед этим с балкона Забузова на соседний балкон, она спасалась бегством.
– Это я уже слышал. – Кадашов громко зевнул. Видимо, уже успел принять какие-то лекарства, облегчающие его физические страдания. – Ты даже предположил, что Забузова убили и все зачистили.
– Ну да.
– Так чего теперь? Что за сомнения?
– Квартира его пустует. Это совершенно точно. Я был там. Кто за нее платит? Это важно, Павел Сергеевич.
– Хорошо, хорошо я понял. Дам задание узнать. Так что тебя тревожит, не пойму?
– Я тут подумал… А вдруг Забузов жив? Выжил каким-то образом? И теперь управляет всей этой историей, находясь в тени?
Пауза, последовавшая за этими словами, могла натолкнуть на мысль, что лекарственные препараты все же сделали свое дело и Кадашов уснул прямо в инвалидном кресле. Свесив голову набок, похрапывая и пуская слюни, он сразу превращался в немощного старика, именно так засыпая. Никому бы стороннему и в голову не пришло заподозрить в нем жесткого, безжалостного человека. Но он был именно таким: безжалостным и жестким. И если тело его в последнее время иногда подводило, мозг и сердце оставались живы. И жизнь в этих органах поддерживало только одно лекарство – острая жажда мести. Острое желание увидеть страдания людей, повинных в смерти его сына. Он хотел умыться их кровью. С этой мыслью и жил.
– Забузов жив, – вдруг ожил мобильный в руках Устинова голосом босса. – Считаешь, это возможно?
– Возможно все. И именно по этой причине Лилия Майкова могла оказаться на месте преступления тем днем. Чтобы убедиться, что он жив.
– Или посмотреть в глаза палачам, которые лишили ее жениха. Лирика, Сережа. Все это лирика. Я знаю Игоря. Он давно бы дал о себе знать. И не позволил бы своей девушке перекраивать внешность, выходить замуж за другого и уезжать на край света. Он был собственником. И профессионалом. Он предупреждал меня, а я не послушал. Старый дурак. Но я тебя услышал, Сережа. Я выясню, кто платит за его квартиру все эти годы. Отбой…
Разумнее было бы спросить обо всем этом саму девушку Игоря Забузова. Почему не улетела в Таиланд? Почему выскочила из квартиры жениха таким странным образом? Зачем явилась на место преступления? Почему позволила изменить себя до неузнаваемости?
Разумнее было бы спросить обо всем у нее. Но она молчала. Никаких намеков не принимала. Никакой помощи. И если со своим соседом она могла еще хоть как-то раскрыться, то ему – Сергею – она не доверяла ни на грош.
Он встал и подошел к окну. Черный квадрат линовали снежные струи. Внизу ничего не было видно. И о том, что там что-то есть, что существует еще какой-то мир, кроме черной бездны и снежного серпантина, можно было догадываться лишь по тяжелым вздохам прибоя.
Спросить у нее. Спросить напрямую. Все карты на стол. Времени не остается. Кадашов в самом деле может привлечь Интерпол. И ее вывезут с острова, как опасного преступника, в наручниках. Посадят в самолет. А в конце путешествия ее ждет конец жизни. Ее ждет мученическая смерть.
Глава 16
Утиная грудка прожарилась как надо.
Петри поначалу сунул мясо в духовой шкаф, упаковав его в металлическую фольгу, и дал полчаса потомиться. А уже потом развернул плотную упаковку и позволил сильному жару подрумянить утиную грудку со всех сторон. Но не пересушивая! Слегка. Так, чтобы появился нежный румянец на мясе. И чтобы, если надавить на кусок вилкой, пошел ароматный прозрачный сок.
То, что надо!
Он снова накрыл мясо фольгой и оставил в выключенном духовом шкафу, чтобы не остывало. Полез в старый комод, втиснутый в узкий коридор, соединяющий прихожую, кухню и гостиную. Порылся в среднем ящике. Достал семейную скатерть. Ее не стелили на праздники. На праздники была другая – белая, шелковая с кружевной бахромой. Та скатерть, что он достал, ложилась на стол зимними тоскливыми вечерами. Она была ярко-оранжевой с огромными лилиями по всему полю. Лилии были вишневого цвета.
