– Я не трогал старика! – успел крикнуть Смолянский. И заорал уже через дверь, которая захлопнулась: – Я был у него, да! Но когда я уходил, он был жив и здоров. Найди его, мент! Найди!..
Кого он должен найти? Того, кто присвоил себе украденные у Кадашова деньги? Или того, кто тронул старика? Так, стоп! Какого старика?!
Боль под левой лопаткой сделалась невыносимой. Ему пришлось даже остановиться и несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть.
Петри?! Кто-то навредил Петри?! Да чтоб вас…
Он снова побежал. Мелко перебирая ногами, чтобы не растянуться на скользкой мостовой, широко размахивая руками и тяжело, с присвистом дыша.
До дома Ирве он добежал за пятнадцать минут, хотя обычно эта дорога занимала у него почти полчаса. Отметил, что следы на снегу от машины доктора возле дома и гаража свежие. Дома его нет. Сергей остановился у двери, подышал. Занес крепко сжатый кулак, намереваясь постучать, и не успел. Дверь распахнулась. На пороге стояла Таня, правильнее – Лилия.
– Здравствуйте. Зачем вы здесь? – выпалила она странным надтреснутым голосом.
Она очень высокая, подумал он тут же, оглядывая ее с головы до ног. Чуть ниже его. Стройная. Сильная. Ну да, да, он тут же вспомнил о собранной им информации о Лилии Майковой. Девушка активно занималась спортом. Любила походы, часто ходила с группой единомышленников в горы. И бегала она очень хорошо. Охрана Кадашова не сумела ее догнать три с лишним года назад.
Зачем он об этом думает сейчас? Соизмеряет ее силы с тем, что собирается ей предложить? А что он может ей предложить? Пробраться на частную охраняемую территорию и угнать вертолет?
Идиот! Майкова, по его сведениям, не управляла вертолетом. Во всяком случае, об этом никому не было известно. Он не управлял им тоже. Пуститься вплавь через море к материку они не смогут. И не смогли бы туда доплыть, даже если бы не было шторма. Слишком далеко. И береговая охрана догнала бы их, будь у них даже лодка.
Что?! Что он мог ей предложить?
– Послушайте меня!
Устинов шагнул вперед, встав так, чтобы она не смогла укрыться в доме, захлопнув дверь перед его носом.
– Послушайте, Таня… – Он еле сдержался, чтобы не назвать ее настоящим именем. Побоялся спугнуть. – Нам с вами надо бежать!
– Нам. С вами, – откликнулась она эхом, не спросила, нет, просто повторила за ним следом. Безо всякого выражения. И вдруг вскинула на него взгляд. И произнесла: – А куда?
– Нам надо бежать в Россию. – Устинов упрямо нагнул голову. – Там я смогу вас спрятать.
– У Кадашова в подвале? – хмыкнула она и скрестила на груди руки. – Вы ведь должны выполнить его приказ. Должны доставить ему меня. Так?
– Приказ? Да… Да, наверное, должен выполнит его приказ. Но не могу.
– Почему? – снова безо всякого выражения.
– Потому что я не верю в вашу виновность. Он, к слову, тоже уже сомневается. Ну и еще, потому что я, наверное, плохой исполнитель.
– Что же вы, Сергей, деньги берете, а приказы не выполняете? Или вы все врете? Врете мне?
Усмешка? Упрек? Она сделала короткий шаг назад, уронила руки вдоль тела и вдруг схватилась правой рукой за дверь.
«Сейчас захлопнет, – мелькнуло в его мозгу. – И я не успею убедить ее. Не сумею защитить».
– Погодите, Погодите, Лилия, – вырвалось у него. – Я вас не обманываю. Я правда хочу вас защитить. Но сделать это смогу только в России. На своей территории. У меня остались друзья. Я смогу вас спрятать.
– А что потом?
– Когда Кадашов со всем разберется, он сможет вернуть вам…
– Что?
– Он сможет вернуть вам вашу жизнь, Лиля, – вырвалось у него. Он почувствовал отчаяние. – А сейчас мы должны бежать.
– Зачем, Сергей? Не проще ли мне здесь дождаться, когда Кадашов прозреет? И вернуться, уже прощенной им?
– Так он не станет ждать. Он может прислать сюда людей, и вас депортируют, как опасную преступницу. Смолянского уже взяли. Я только что видел, как его сажали в машину двое полицейских.
– Смолянский у нас кто?
Она перестала дергать дверь, обняв себя руками. Ей, наверное, стало очень холодно. Тонкие трикотажные штанишки до щиколоток, махровые носки и футболка с длинными рукавами не могли спасти ее от пронизывающего ветра с моря. У нее побелели щеки, заострился кончик носа. На какой-то момент ему пригрезилось ее прежнее лицо, проступившее сквозь побледневшую от холода кожу. Он даже зажмурился и потряс головой.
– Что? – шепнула она, еле шевельнув губами. – Вы тоже это увидели?
И он не стал разыгрывать непонимание. И кивнул:
– Да. Увидел.
– Я тоже иногда это вижу. И тогда мне кажется, что я схожу с ума. – Ее взгляд сделался почти безумным. – И хочется запустить ногти в плоть и рвать ее, рвать… Заходите, Сергей. Пора поговорить без дураков.
Он вошел в дом, запер за собой дверь. Даже цепочку накинул. Снял с себя куртку, ботинки с налипшим на них мокрым снегом. И пошел за ней в кухню.
На обеденном столе стояли две чашки горячего шоколада. В центре стола блюдо с шоколадным печеньем.
– Это для Петри – кивнула она на вторую чашку, взяв свою в руки. – Только он не придет.
– Почему?
– Он почти каждое утро приходил ко мне. Пить горячий шоколад, который я готовила по рецепту матери Олега. Вы пробуйте. Он не придет.
Сергей сел к столу, но к чашке не притронулся. Все внутри у него ныло. Что там Смолянский кричал насчет старика? Что он не трогал его? Что когда он уходил, Петри был жив и здоров? Что же случилось после? Случилось все же?!
– Почему он не придет, Лиля? – Он больше не хотел прятать ее за ее фальшивым именем.
– Потому что его, скорее всего, больше нет. – Она приложила ладонь ко лбу и всхлипнула. – Была полиция. У него в доме. Ночью. А сначала там был этот человек. Тот самый русский, который высадился на берег следом за вами. Как, вы сказали его фамилия?
– Смолянский.
– Но сюда он приехал под другим именем. – Ее плечи вздрогнули, она закончила уже сквозь слезы: – Хотя сюда почти все мои соотечественники так приезжают. Вы-то хоть Устинов? Вы Сергей?
– Да. Это мое настоящее имя. – Он покосился на чашку Петри. – Что случилось у старика, Лиля? Что случилось ночью?
– Вы ведь были у него вчера, так? Он говорил мне, что у вас с ним намечается ужин. Вы были в его доме вчера, Сергей. – Она резко повернулась, посмотрела настороженно, зло, слезы заливали ее бледные щеки.
– Да, был. Мы ужинали. Говорили о вас. Он просил мне вам помочь. Он очень хорошо к вам относится, Лиля. Не верит, что вы способны совершить зло.
– Я его и не совершала. И Петри верил. Хотя мы ни разу почти не говорили об этом. Я чувствовала это в нем, вот здесь. – Она приложила руку к сердцу. – Он был очень хорошим.
