Пятьдесят мальчиков садятся на корточки в песке и рычат, как леопарды. Их глаза вспыхивают, губы кривятся, обнажая сверкающие клыки… вот леопарды спрыгивают со скал и деревьев, огромная цепь леопардов мчится вперед, мальчики дрожат, рычат, несутся — это называется «оседлать кошку». Неожиданно девочки видят огромную стаю леопардов, летящую на них по склонам каньона с двух сторон. Они стреляют из автоматов, но леопардов все больше — перепрыгивая упавших товарищей, они раздирают Дорогуш на клочки… Леопард рычит над женской задницей, отгоняя другого леопарда. Насытившись, они вылизывают друг другу окровавленные морды.
Мальчики атаковали из засады полк солдат. Мертвые солдаты лежат штабелями в лунном кратере. Вот дикие мальчики появились на краю кратера с ружьями, позади вспыхивает северное сияние. Одри тычет пальцем:
— Смотри-ка, тут одни мертвяки.
Мальчики сдирают плавки и катаются по трупам солдат, точно собаки по падали.
— Есть печеночный нож? — спрашивает дикий мальчик.
Он берет изогнутый ножичек и вырезает печень у самых молодых и здоровых на вид солдат, проверяя им глаза — нет ли гепатита. Мальчики едят сырую печень. Они делают вид, что заразились туберкулезом, кашляют, плюются друг на друга кровью и умирают, обнявшись. В конце концов, все изображают, что умерли, кроме одного мальчика, играющего отбой.
Пятница, Бельвю 8, 1970… Я решил сформулировать концепцию обратной эволюции. Человек не возвысился из животного состояния, это пресловутые Пятые Колонисты опустили его чтобы он стал животным стал животными стал телом стал телами. Животные могли бы вполне безболезненно эволюционировать до духовных призраков-лемуров на острове болотного кипариса, антилоп, мчащихся со скоростью 200 миль в час, хрустальных саламандр в глубоких чистых прудах, радужных хамелеонов и невозмутимо прекрасных ящериц-гуркх, мудрых старых крокодилов с терпением болот и рек в сонных глазах, крошечных нежных лягушек, страстных моллюсков, переливающихся жемчужными огоньками на мелководье лагун, гигантских синих воронов, улыбающихся диких собак… В этом райском саду на сломанном космическом корабле приземлился первый человек. Он жил там с животными, ожидая, что его заберут. Но прибыли Пятые Колонисты. Как-то раз, когда первый человек трахался с робким молодым лемуром, его шлепнул по спине жирный легавый. Полицейский доктор вырезал ребро. Пьяный пои побормотал над ребром, и оно превратилось в полицейскую-лесбиянку, завопившую на ошеломленного Адама:
— ЧТО ЭТО ТЫ ВЫТВОРЯЕШЬ НА ГЛАЗАХ У ПОРЯДОЧНЫХ ЛЮДЕЙ?
Все началось с приема в саду, устроенного графиней де Гнусь в Марракеше. А. Дж. прибыл в костюме генерала времен Гражданской войны: серый китель и синие брюки.
— Снова все собрались, а, генерал?
— Не совсем так.
А. Дж. вытащил из ножен кавалерийскую саблю и одним ударом обезглавил афганскую борзую графини. Голова, жутко рыча, покатилась по террасе. Электрик, крутивший в углу благотворительный лототрон, послал вихри короткого замыкания по всему саду. Стаканы и чаша для пунша разбились, подносы взлетали в воздух и сыпались на гостей. Мистер Хайслоп привел огромного серого жеребца и помог генералу забраться в седло. Генерал поднимает окровавленную саблю. Китайцы выбегают из кухни с мясницкими ножами. Оркестр наяривает «Боевой гимн республики»
[45].
— Мечом посылая молнии, Господь наш спускается с неба.
— ВЫПУСТИТЕ НАС! — вопят Тли-Стражники. Они штурмуют двери в водовороте отрубленных конечностей и подпрыгивающих голов.
— Он попирает пажити, где зреют гроздья гнева…
В резиновых сапогах и пиратском костюме с повязкой на одном глазу, другой сверкает синевой, мистер Хайслоп размахивает абордажной саблей, шагая по колено в крови…
— Йо-хо-хо и бутылка рома.
Он поднимает «Веселый Роджер», а рычащие сторожевые псы вылупливаются из порванной кинопленки.
А. Дж. стоит на пьедестале на фоне вечернего неба, знамена хлопают на ветру. Он поднимает горн…
— Трубный зов раздается, созывая на битву…
Небеса озаряются голубой вспышкой, медленно темнеет, а дикий мальчик играет отбой…
— Кончен день
Пала тень
На озера, холмы и леса
Храбр солдат рядом Бог в небесах…
А. Дж. стоит в дверях, озирая двор своего замка в Марракеше.
— Да где ж моя кобра, черт подери?
Вбегает мальчик и тычет кобру ему в лицо.
— Вот ваша кобра миииистер.
— Мне не нужна тут эта сучья тварь. Отпусти в саду.
Я прохожу мимо него через прихожую на слепящее солнце. Слишком поздно я сообразил, что забыл свой блокнот. На рынке становится все темнее и темнее, тяжелая густая тьма, как недопроявленная пленка, я теряю сознание.
Я стою в военно-морской форме на палубе отплывающего корабля.
— Поднимите апсели на бизань-мачте и держите по правому борту, вы, дети морских собак, — проревел я во всю глотку и подозвал первого помощника.
— Отправьте людей, чтобы законопатили трап и вычерпали воду из трюма.
Я повернулся на каблуках и вошел в каюту Мистер Пайк, первый помощник, последовал за мной. Он нахально уселся в мое кресло и плеснул себе рома из стоявшей на столе бутыли.
— Надо признать, сэр: думать в ураган о том, чтобы все блестело…
Все разлетелось в щепы, волны хлынули через пробоину в корпусе и вынесли меня на палубу.
— Покидайте корабль, черт побери… Каждый за себя.
Судовой журнал капитана
Дирижабль цвета черной туши пришвартован на поле мокрой травы на фоне сиреневого неба… Дрожащие бело-жемчужные мальчики извергают опаловые стружки и белые облачка. Жемчужные лабиринты, изумрудные рыбы, желтый свет точно мед в моих ладонях….
«Танец комнат танец лиц», — это из «Великого водоворота» Конрада Айкена
[46].
— Я прошел долгий путь.
— Обслуживаете моряков дальнего плавания, верно, миссис Мэрфи?
— Он снял комнату с другим джентльменом. Это было очень давно.
— Это комната уже несколько лет заперта.
— У меня есть ключ, миссис Мэрфи. Вы что, не помните меня, миссис Мэрфи? Джонни вернулся, и я знаю, как пройти. Ах вот где, лестница за ним… Свежо сегодня… А тут и фургон «Коннелли»…
