Это было странно, обидно и несправедливо одновременно, и со временем становилось только хуже.
Все детство Сэма преследовали вопросы, ответов на которые он не знал. Что он такое? Ошибка природы? В нем что-то сломалось? Бог что-то перепутал, когда его создавал? Или за что-то наказал? Вместе с другом Джоуи Сэм ходил в воскресную школу, чтобы научиться молиться и попросить бога его исправить. Каждую ночь Сэм молился о том, чтобы наутро проснуться в правильном теле, но всё тщетно.
В шестом классе начало переходного возраста ощущалось не как естественное развитие, а скорее как насильственный захват. Тело Сэма не столько росло, сколько предавало его. С каждым днем он все больше походил на то, чем не должен был быть. И сколько образовательных фильмов на эту тему ни посмотри, мысль о том, чтобы стать в конце концов женщиной, казалась Сэму чужеродной и невозможной – как если бы гусеница вместо бабочки превратилась в паука.
Сэм надеялся, что, если не обращать на перемены внимания, его тело, возможно, их отвергнет или обратит вспять. Он не стал носить лифчик, а вместо этого обмотал себе грудь эластичным бинтом так, что она казалась плоской. Чем больше она росла, тем туже он ее затягивал – порой от бинта на коже оставались кровоподтеки. В итоге он купил себе спортивный лифчик с тем же свойством, но Сэму это почему-то показалось поражением – он проигрывал в войне с собственным телом.
Сэму и самому было очень трудно понять себя – он не ждал, что еще хоть кто-нибудь сможет. Сэм боялся, что, если его друзья и мама узнают правду, они станут относиться к нему как к монстру Франкенштейна. Поэтому он закрылся ото всех, не позволяя людям узнать его слишком близко и не позволяя самому себе проболтаться. Сэм полагал, что только так он сможет защититься, но, к сожалению, это затянуло его в пучину одиночества. Даже в кругу друзей Сэму казалось, что он совсем один.
Только в средней школе Сэм узнал слово «трансгендер». Впрочем, когда-то до того он уже читал это слово пару раз, но только услышав его, почему-то в полной мере осознал его смысл. Как-то поздним вечером он смотрел телевизор, переключал каналы и наткнулся на показ старого ток-шоу. Заголовок гласил: «Трансгендер в Америке», а ведущий задавал вопросы трем трансам – двум женщинам и мужчине. Сэм смотрел передачу затаив дыхание. Гости-трансгендеры говорили о том, как нелегко взрослеть в теле противоположного пола, как тяжело жить в мире, где их не понимают, и какое удивительное чувство свободы им подарил трансгендерный переход.
И словно туман рассеялся у Сэма перед глазами – он наконец-то понял, кто он такой. Сэм просто не мог оказаться ошибкой природы или бога, и уж точно не был чудовищем – ведь во всем мире были миллионы людей, подобных ему. Сэму даже стало неловко, что он не додумался раньше, но слово «трансгендер» нечасто звучало на улицах Даунерс-Гроув.
К старшей школе Сэм перестал терзаться вопросами о том, кто он. Теперь его заботило другое: «Что мне делать?», «Сколько стадий есть в переходе?», «Сколько из них я хочу пройти?», «Стоит ли рассказать друзьям и семье?», «Примут ли они меня таким?» и «Смогу ли я жить дальше, если нет?»
Информация и разговоры с людьми в Интернете помогли Сэму, но многие советовали ему найти психолога, с которым можно будет обсудить всё лично. Он устроился на летнюю подработку не только затем, чтобы оплатить свою долю поездки (и взять с собой в колледж хоть немного денег), но и чтобы пойти к психотерапевту. Он записался на прием к доктору Юджину Шерману, до офиса которого от «Yolo» можно было дойти пешком.
Психолог оказался старше, чем ожидал Сэм. Волос в ушах у него было больше, чем на голове, он избегал смотреть своей секретарше в глаза, а в приемной на стене висела фотография с ним в компании Джорджа Буша. Да, тревожных звоночков было немало, но Сэм был так рад возможности хоть с кем-то поговорить, что не обращал на них внимания.
– Значит, вы считаете себя мужчиной, запертым в женском теле? – спросил доктор Шерман.
– Боже, терпеть не могу, когда люди так говорят, – сказал Сэм. – Будто диалог из ситкома 80-х. Я бы сказал, что я – трансгендер из женщины в мужчину. Ближе к истине и не похоже на анекдот.
– А с друзьями вам еще не доводилось это обсуждать? – спросил доктор Шерман.
– Нет, – ответил Сэм. – Мой друг Джоуи из очень религиозной семьи, не знаю, как он отреагирует. Мо любит порой устраивать сцены, так что ей я точно расскажу не первой. А Тофер… для него это может оказаться больнее всего.
– Вы думаете, он не примет вас?
– Тут не в принятии дело, – сказал Сэм. – Не поймите превратно, Тофер – он почти святой. Он мог отправиться в любой колледж, но остался дома помогать маме ухаживать за братом-инвалидом. Рассказать Тоферу правду может быть трудно только потому, что… ну, потому что он влюблен в меня.
– Это чувство взаимно?
– В смысле влюблен ли в Тофера я? – переспросил Сэм. – Не уверен. Я об этом никогда не думал. Привлекают меня определенно мужчины, если вы об этом. Но я слишком озабочен тем, чтобы быть собой, поэтому для меня сейчас не так важно быть с кем-то. Понимаете, да?
Психолог отметил это у себя.
– А что думают ваши родители?
– Мама точно не выдержит. – Сэм ощутил, как по спине бегут мурашки от одной мысли о том, чтобы рассказать ей правду. – Она над каждой серией «Анатомии страсти» рыдает, не представляю, что с ней будет. Потащит меня к какой-нибудь знахарке, наверное, и начнет подсыпать в еду таблетки с эстрогеном.
– А ваш отец?
– О, я своего отца никогда не видел, – сказал Сэм. – Он исчез задолго до того, как мама узнала, что беременна мной.
– А был ли у вас отчим, надежный человек в роли отца?
– Людей было полно, а вот надежных – ни одного. – Сэм рассмеялся. – Мама скакала от парня к парню, от работы к работе, от города к городу, протаскала меня вдоль всей реки Миссисипи, и в конце концов мы обосновались в Даунерс-Гроув. До восьми лет она заставляла меня звать ее «старшей сестричкой». Если этого мало, чтобы понять, какая у меня семья, то я уж и не знаю. Потому я и здесь.
Доктор Шерман счел это крайне занимательным и снова что-то записал.
– Что ж, мисс Гибсон, у меня чудесные новости, – сказал он. – Вы не трансгендер.
Это было последнее, что ожидал услышать Сэм после целого часа обсуждения его самой сокровенной тайны.
– Что, простите? – переспросил он.
– Вы росли без отца и с не самой ответственной матерью. Наверняка с детства вам не раз приходилось выступать в роли собственного родителя, – с уверенностью сказал доктор Шерман. – У вас не было иного выбора, кроме как заботиться не только о самой себе, но и о матери тоже. Без отца именно вам пришлось стать, скажем так, «мужчиной в доме». Таким образом, нет ничего удивительного в том, что вы хотите стать мужчиной.
Сэм ощутил себя так, будто приехал в автомастерскую ремонтировать машину, а механик принял ее за лошадь.
