– Флинс! – закричала Кетнес.
Дуфф повернулся к северному входу.
Там, наверху, где лестница с мезонина вела наверх, стоял Флинс. Его рубашка была красной от крови, он пошатывался, и казалось, будто на ногах он держится потому, что хватается за еще дымящееся ружье.
– Кетнес, выведи отсюда Каси и Флинса, – сказал Дуфф, – быстрее.
Дуфф опустился на стул воле рулеточного стола. Шарик крутился медленнее, и звук изменился.
– И что теперь? – простонал Макбет.
– Мы дождемся всех остальных. Тебя отправят в больницу и зашьют рану. Предварительное заключение. Федеральное судебное дело. Ты, Макбет, еще долго будешь знаменитостью.
– Ты думаешь, верхняя койка по-прежнему твоя, да, Дуфф?
Хрусталь зазвенел. Дуфф поднял голову. Макбет шевельнул левой рукой.
– Ты не забыл, что реакция у меня – как у ящерицы? Не успеешь и саблей взмахнуть, как из груди у тебя будет торчать кинжал. Ты же это понимаешь?
– Может, и так, – ответил Дуфф, но вместо страха его охватила вдруг бесконечная усталость. – Только ты проиграешь. Как всегда.
Макбет рассмеялся:
– Это еще почему?
– Этому суждено случиться. Ты всегда это предчувствовал, всю жизнь, ты обречен проиграть. И предчувствие этого всегда было с тобой, Макбет.
– Да неужели? Ты что – не слышал? Рожденный женщиной убить меня не может. Это обещал Геката, а он уже много раз доказал, что умеет держать слово. Знаешь что? Я вообще могу сейчас встать и уйти отсюда. – Макбет попытался сесть, но люстра не пускала его.
– Когда Геката давал тебе такое обещание, он забыл обо мне, – Дуфф не сводил взгляда с левой руки Макбета, – мне ничего не стоит тебя убить. Так что лежи и не дергайся.
– Ты что, оглох? Я же сказал…
– Меня никто не рожал! – прошипел Дуфф.
– Не рожал? Как это?
– Меня вырезали из живота моей матери. Она не рожала меня. – Дуфф наклонился вперед и провел пальцем по шраму.
Макбет удивленно заморгал:
– Ты… но Свенон же убил ее? А где же в это время был ты?
– Она была беременна мной. Мне рассказывали, что она как раз пыталась остановить кровь у одного из полицейских, когда Свенон взмахнул вот этим, – Дуфф поднял саблю, – и вспорол ей живот.
– И задел твое лицо…
Дуфф медленно кивнул.
– Тебя победит нерожденный, Макбет. Ты проиграл.
– Проиграл. Опять проиграл. Сначала у нас есть все, а потом мы все теряем. Я полагал, что благословение смерти – единственное, на что может надеяться каждый из нас. Но потом оказалось, что надеялся я зря. Лишь ты способен подарить мне смерть и отправить меня туда, где воссоединюсь с моей любимой. Будь же моим спасителем, Дуфф.
– Нет. Ты арестован и сгниешь в одиночной камере.
Макбет тихо засмеялся.
– Этому не бывать, и у тебя не хватит воли. Тогда, в переулке, ты не смог победить искушение меня прикончить, и сейчас у тебя тоже не получится. Мы такие, какие есть, Дуфф. Свободный выбор – это сказки. Так что следуй за своим желанием. Покажи, каков ты есть, Дуфф. Или мне помочь и напомнить тебе их имена? Мередит, Эмилия и…
– Эван, – сказал Дуфф. – Это у тебя не хватает сил стать другим, Макбет. Поэтому я знал, что, несмотря на то что солнце уже взошло, у Каси есть надежда. Ты никогда не мог убить беззащитного. Говорят, что ты безжалостнее Свенона и более продажный, чем Кеннет, однако подвел тебя не порок, а добродетель. В тебе нет жестокости.
– Я всегда был твоей противоположностью, Дуфф. А значит, твоим отражением. Так убей же меня.
– Куда торопиться? Место, куда попадают подобные тебе, называется адом.
– Я не против туда отправиться.
– Если ты помолишься о прощении грехов, то, возможно, еще спасешься.
– Эту возможность я продал, Дуфф. Но оно и к лучшему, ведь теперь я встречусь со своей любимой, пусть даже мы будем вечно гореть в геенне огненной.
– Нет. Тебя будут судить, и ты понесешь наказание – как раз настолько суровое, насколько ты заслуживаешь. И это станет первым признаком того, что наш город еще можно спасти.
– Идиот! – закричал Макбет. – Ты сам себя обманываешь! Ты хочешь так думать, тебе хочется стать таким, однако мозг твой именно сейчас отчаянно ищет повода меня убить – просто я кажусь тебе беззащитным и оттого тебе сложно. Но твоя ненависть – она как этот локомотив, и теперь, когда ты дал ей волю, ее уже не остановить.
– Ты ошибаешься, Макбет. Порой мы все же меняемся.
– Правда? Ну тогда лови кинжал, дитя свободы, – и Макбет сунул левую руку под куртку.
Дуфф отреагировал машинально: он схватился обеими руками за рукоятку сабли и надавил на нее.
И замер от удивления – настолько легко лезвие сабли вошло в грудь Макбета. Когда лезвие уперлось в пол, Дуфф почувствовал, как тело Макбета дрожит, и дрожь эта передается ему самому. Макбет тихо зашипел, а потом изо рта у него выплеснулся фонтан ярко-красной крови, подобно теплому дождю оросившей руки Дуффа. Он заглянул Макбету в глаза, не зная, что ожидает там увидеть, но не увидел ровным счетом ничего, лишь последние искры света. Зрачки постепенно расширялись, а радужная оболочка становилась все меньше.
Дуфф выпустил из рук саблю и отступил назад.
Замерев, он вслушивался в тишину.
Наступило воскресное утро.
Он слышал голоса на площади Рабочих, и они становились все громче.
Дуфф не хотел. Но знал, что должен. И он пересилил себя. Он подошел к телу Макбета и приподнял его куртку.
Левая рука Макбета лежала на груди. А больше там ничего не было, ни ножен, ни кинжала, лишь белая ткань рубашки, медленно окрашивающаяся в алый.
Постукиванье. Дуфф повернулся. Стук доносился с рулеточного стола. Дуфф встал и посмотрел на стол. Там лежали два жетона – один на красном поле, под сердечком, а другой – на черном. Постукиванье издавал шарик, танцевавший на ячейках с цифрами. Колесо крутилось все медленнее, а потом наконец остановилось.
Шарик лежал в единственной зеленой ячейке, и это означало, что все деньги уходят казино.
И что никто из игроков не выиграл.
Глава 43
Где-то вдали звонили колокола. Одноглазый парнишка стоял в зале ожидания на вокзале и озирался. Прежде вид на площадь и «Инвернесс» загораживала Берта, но сейчас в фасаде казино зияла здоровенная дыра. Даже несмотря на яркое солнце, парнишка видел синие мигалки на крышах полицейских машин и вспышки фотоаппаратов. За заграждениями на площади постепенно собиралась толпа зевак, а время от времени в окнах «Инвернесса» тоже вспыхивал свет. Похоже, криминалисты взялись за работу и фотографировали убитых.
