– Так что же, по вашему мнению, убийцы взяли и заснули сном праведников, да? У них денек непростой выдался – самое время отдохнуть. Так, что ли? Кто из вас, идиотов, так считает?
Желающих ответить не нашлось.
– А кто считает иначе?
– Не сном праведников, – на пороге кабинета появилась Кетнес, – а наркотическим сном. Извините, что опоздала, но мне нужно было забрать вот это. – Она помахала чем-то, похожим на очередной отчет, который бросила на стол перед Дуффом. Заключение судмедэкспертов, понял он.
– Анализ крови Хеннесси и Андрианова показал, что у них в крови было столько бензодиаза, что они и полдня легко проспали бы. – Кетнес уселась на свободный стул.
– Телохранители приняли снотворное? – удивился Дуфф.
– Для успокоения, – вставил сидевший в дальнем углу следователь, раскачиваясь на стуле. – Наверное, если собираешься убить своего шефа, сильно волнуешься. Такие препараты часто принимают грабители банков.
– И поэтому все запарывают, – заметил, нервно шмыгнув носом, другой, в белом пуловере с накладными плечами.
Кто-то рассмеялся.
– А ты что скажешь, Кетнес? – спросил Дуфф.
Она пожала плечами:
– Тактическое расследование не по моей части, но мне кажется очевидным, что им нужно было что-нибудь принять, чтобы успокоить нервы, и, возможно, они перепутали дозу. Во время убийства препарат сработал. Рефлексы еще действуют, но нервозность пропадает, а множественные удары ножом свидетельствуют о том, что руки у них не дрожали. Однако после убийства, когда препарат начал действовать по-настоящему, они потеряли контроль над ситуацией. Они побродили, обтерли кровь и в конце концов отрубились прямо в креслах.
– Типичная ситуация, – опять подал голос тип в пуловере. – Один раз мы взяли двух обдолбанных грабителей, которые заснули в машине на светофоре. Я не шучу, среди них бывают такие придурки, что…
– Благодарю, – прервал Дуфф. – Откуда ты знаешь, что рефлексы у них еще действовали?
Кетнес пожала плечами:
– Тот, что первый ударил ножом Дункана, успел отнять руку прежде, чем его обдало фонтаном крови. Наш специалист говорит, что кровь на рукоятке появилась именно тогда, а не после.
– В таком случае соглашусь со всеми твоими предыдущими заключениями, – сказал Дуфф. – Есть тут у кого-нибудь возражения?
Опять тишина.
– Все согласны?
Присутствующие молча закивали.
– Хорошо, тогда можно сказать, что у нас есть на это ответ. Теперь давайте обсудим другой нерешенный момент. Самоубийство Малькольма. – Дуфф поднялся. – У него в письме написано, что Рыцари севера угрожали убить его дочь, если он не поможет им убить Дункана. Так вот мой вопрос: почему он послушался Свенона и Рыцарей и потом покончил с собой, а не пошел сразу к Дункану и не попросил его спрятать дочь в надежное тайное место? Угрозы полицейским не в новинку. Что скажете?
Все уставились в пол, друг на друга или в окно.
– Никаких соображений? Да ладно? Целый убойный отдел следователей, и никого…
– Малькольм знал, что у Свенона были контакты в полиции, – подал голос тот, что раскачивался на стуле. – Он знал, что Свенон все равно нашел бы его дочь.
– Отлично, начало положено. – Дуфф принялся мерить шагами кабинет. – Давайте предположим, что Малькольму показалось, будто дочь он спасет, только если будет слушаться Свенона. Или сам умрет так, чтобы у Свенона больше не было причин убивать его дочь. Верно?
Судя по глазам присутствующих, они не понимали, куда он клонит.
– Так что если Малькольм, как написано в письме, не хочет жить, если потеряет дочь или станет соучастником убийства Дункана, то почему бы ему не покончить жизнь самоубийством сразу и спасти их обоих?
Все удивленно уставились на него.
– Разреши мне? – спросила Кетнес.
– Да, конечно, старший инспектор.
– Ты все хорошо разложил по полочкам, но человеческая психика так не работает.
– Разве нет? – спросил Дуфф. – А по-моему, как раз так она и работает. Поэтому тут с его так называемым самоубийством как-то не сходится. Человеческий мозг всегда обрабатывает имеющуюся информацию, оценивает достоинства и недостатки и приходит к неоспоримому логическому выводу.
– Если этот вывод неоспоримый, то почему мы часто сомневаемся, что посупили правильно? Даже когда ничего нового не узнаем?
– Сомневаемся?
– Да, старший инспектор Дуфф. – Кетнес смотрела ему прямо в глаза. – Знаешь, люди с сильно развитой эмпатией нередко считают, будто поступили не так, как следовало бы, и хотят все исправить. Нельзя исключать, что Малькольм был именно таким человеком.
Дуфф покачал головой:
– Сожаление – признак болезни. Эйнштейн однажды сказал, что признак безумия – это когда кто-то много раз решает одну и ту же задачу и каждый раз приходит к разным результатам.
– Значит, утверждение Эйнштейна можно опровергнуть, потому что со временем выводы, к которым мы приходим, меняются. Не потому, что у нас появляется другая информация, а оттого, что мы сами меняемся.
– Люди не меняются!
Дуфф заметил, что все остальные уже очнулись и с интересом следят за ними, возможно, догадываясь, что их перебранка не связана с убийством.
– Может, Малькольм изменился, – предположила Кетнес, – может, смерть Дункана его изменила. Этого исключать нельзя.
– А еще нельзя исключать, что он написал предсмертную записку, кинул свой жетон в море и свалил, – возразил Дуфф. – Люди на такое тоже вполне способны.
Дверь открылась, и в кабинет заглянул инспектор из Отдела по борьбе с наркоторговлей.
– Дуфф, тебя к телефону. Говорят, это срочно и что дело касается Малькольма. Требуют именно тебя.
Леди стояла посреди спальни и смотрела на мужчину, спящего в ее кровати. В их кровати. Было уже больше девяти часов, она давно позавтракала, а этот по-прежнему спит как сурок, накрывшись шелковой простыней.
Она присела на край кровати, погладила Макбета по щеке, потрепала по черным кудрям и слегка тряхнула за плечо. Он приоткрыл глаза.
– Комиссар полиции! Пора вставать. Город горит!
Вместо ответа он застонал и перевернулся на другой бок, спиной к ней, и Леди рассмеялась.
– Который час?
– Слишком поздно.
– Мне приснилось, что сейчас воскресенье.
– Тебе вообще много чего снится.
– Да, этот чертов…
– Что?
– Да ничего. Мне сначала показалось, что я слышу колокол, предупреждающий о шторме. А потом понял, что это церковный перезвон, который зовет к искуплению, исповеди и крестинам.
