– Можно и так.
– Можно и так? То есть?
– Я просто подумал, что, когда вам было пятнадцать, вы тоже поселились в доме бездетного мужчины. И бургомистр непременно вспомнит об этом.
Макбет почувствовал, как кровь отлила от лица.
– Что?! То есть Банко и я…
– Если вы бросите первый камень, то Тортелла уже ничто не остановит. В любви и политике все приемы разрешены. С другой стороны, если вы воспользуетесь своим положением, чтобы копаться в грязном белье Тортелла, вы выставите себя не в лучшем свете.
– Хм, ты прав. Тогда как мне лучше поступить?
– Дайте-ка подумать… – Джек сделал глоток. Потом еще один. Затем он поставил чашку на столик. – Информация об этом мальчике должна просочиться откуда-то со стороны. Но пока вы главный противник Тортелла, он все равно будет подозревать, что за этим стоите вы. Поэтому слух нужно пустить до того, как вы выставите свою кандидатуру. Да, возможно, чтобы исключить малейшую ошибку, следует даже официально отказаться от участия в выборах, во всяком случае сейчас. Заявить, что сперва вам нужно состояться в качестве комиссара полиции. Потом, когда скандал выведет Тортелла из игры и возглавить администрацию будет некому, вы неохотно согласитесь выручить город в такой сложной ситуации. Когда журналисты начнут здавать вам вопросы о скандале с Тортеллом, вы откажетесь от комментариев и продемонстрируете таким образом, что вы выше всей этой грязи и лишь хотите служить… э-э… в интервью вы отлично это сформулировали. Как уж вы там сказали?
– Служить на благо города, – ответил Макбет. – Теперь я понимаю, почему Леди всегда спрашивает твоего совета, Джек.
– Спасибо, господин Макбет, но вы меня переоцениваете.
– Ничего подобного! Ты и правда невероятно проницателен.
– Возможно, быть наблюдателем и крупье проще, чем действовать самому, ведь я меньше рискую и избавлен от переживаний.
– По-моему, ты просто великолепный крупье, Джек.
– А как крупье хочу предупредить вас тщательнее изучать собственные карты – возможно, вам удастся разыграть их еще лучше.
– Вот как?
– Тортелл обещал вам поддержку на следующих выборах, если вы не станете баллотироваться сейчас, но чего будут стоить его слова, когда все узнают, что он педофил?
Макбет погладил бороду:
– Верно…
– Поэтому уже сейчас скажите Тортеллу, что, возможно, вообще не станете выставлять свою кандидатуру на выборы – даже на следующие. И попросите взамен что-то еще – то, что он сможет дать вам прямо сейчас.
– Например?
– А чего бы вам хотелось, господин Макбет?
– Чего бы мне… – Макбет заметил, как Джек кивнул в сторону зала, – чтобы у нас стало больше посетителей?
– Да. Чтобы к нам пришли те, кто сейчас в «Обелиске». Однако комиссар полиции не имеет полномочий закрыть «Обелиск», даже если у него будут улики, доказывающие, что клиенты играют в кредит.
– Разве?
– Я крупье и совершенно случайно узнал, что полиция может выдвинуть обвинение отдельным людям, однако закрыть казино имеет право лишь Комиссия по вопросам игровой деятельности и казино. А эта комиссия подчиняется…
– Городской администрации. То есть Тортеллу.
Макбет представлял все ясно и четко. Наркотики ему не нужны. То, что у него осталось, он выбросит в унитаз. Где-то далеко звякнул звонок.
– Похоже, у нас гости. – Джек поднялся.
Макбет схватил его за руку.
– Расскажу Леди о твоем плане – и ей наверняка сразу станет лучше! Как нам отблагодарить тебя, Джек?
– Не стоит благодарности, – Джек криво улыбнулся, – достаточно того, что вы спасли мне жизнь.
Глава 26
Дуфф сглотнул подступивший к горлу комок тошноты. Он находился на судне уже четверо суток, но лучше ему не становилось. Одно дело было приноровиться ходить во время качки и совсем другое – спертый запах на камбузе. Здесь, за дверью, пахло прогорклым жиром и кислым молоком, а по ту сторону, в кают-компании, там, где обедали моряки, стоял запах пота и табака. Кок велел Дуффу приготовить завтрак, сказав, что с такой ерундой Дуфф справится и в одиночку. От него всего-то и требуется, что сделать бутерброды и сварить яйца и кофе – это осилит даже страдающий от морской болезни новичок.
В шесть Дуффа уже отругали за опоздание, и после этого его сразу же стошнило в стоявшее возле койки ведро. Он еще и двух ночей не провел в одной и той же каюте: коек не хватало, и Дуфф спал на тех из них, чьи владельцы держали ночную вахту. К счастью, пока ему доставались только нижние койки, так что не приходилось лежать наверху в обнимку с ведром. Дуфф успел натянуть свитер до следующего прилива тошноты. По пути в кубрик его стошнило дважды – в унитаз возле штурманской рубки и в раковину перед последним крутым трапом. С завтраком он справился, и заступавшие на вахту моряки успешно прожевали и проглотили всю поданную им снедь. Пора было убирать со стола и готовить обед.
Дуфф глубоко вдохнул застоявшийся воздух, поднялся и направился в кают-компанию.
За ближайшим к нему столом сидели четверо, но говорил один – громогласный полноватый машинист с волосатыми подмышками, одетый в грязную, перепачканную машинным маслом футболку с темными потеками пота. На голове у него была тигровой расцветки бейсболка с надписью «Hull City AFC». Время от времени, готовясь отмочить шуточку или сразу после нее, механик фыркал. Собственно, вся речь его представляла собой поток остроумия, готовый смыть за борт всех тех, кто по рангу был ниже самого механика.
– Эй, салажонок, – крикнул он погромче, чтобы все слышали, что обращается он к молодому парнишке в очках, сидящему на другом конце стола, – попроси-ка нашего нового юнгу разогреть тебе рыбного пудинга! Засунешь туда член – глядишь, и поймешь, каково это – трахать телку! – Он фыркнул и захохотал. У остальных шутка машиниста вызвала лишь натужные короткие смешки. Молодой радист быстро улыбнулся и еще ниже склонился над тарелкой.
Машинист – Дуфф знал, что его звали Хатч, – опять фыркнул.
– Но, судя по этому вот завтраку, ты, юнга, вообще не в курсе, как разогревают рыбный пудинг-то. А, чего скажешь? – Опять фырканье.
Дуфф последовал примеру радиста и опустил голову. До прибытия в Капитоль ему не остается ничего другого, кроме как молчать, притворяться и не высовываться.
– Отвечай, юнга! Это, по-твоему, что? Омлет?
– Что-то не так? – спросил Дуфф.
– Не так? – Машинист закатил глаза и повернулся к другим: – Этот салажонок еще спрашивает! Этот омлет на вид и на вкус как блевотина. Твоя блевотина! Из твоего сырого салажьего хлебала!
Дуфф посмотрел на машиниста. Тот ухмылялся, а в его глазах притаилась злоба. Подобное он и прежде видел. Лориэл. Глаза у директора детского дома были такие же.
