— О да! — оживилась Тея. — Реальность можно скорректировать. Ты помнишь Мэрион?
— Это мое имя, — с удивлением ответила я.
— Ты позаимствовала его у юной баронессы вместе с титулом и судьбой, — назидательно сказала Оракул, и теперь я заметила, что ее взгляд гораздо мудрее, чем мог бы быть у пятилетнего ребенка.
Она и говорила умно и взвешенно — только так и может говорить величайшая провидица, рождение которой было предсказано духами.
— Бедная девочка пропала, когда ты заняла ее место, мамочка, — продолжила Тея. — Настоящая Мэрион отправилась в место, подобное тому, где сейчас находимся мы. Она спала все это время, но ты можешь дать ей шанс проснуться.
— И что случится тогда? — затаила дыхание я.
— Тогда она вернется в твой мир вместо тебя. Внешне она — полная твоя копия, а по характеру — настоящий кроткий ангел. — Тея задорно рассмеялась. — Она с отличием окончит университет, будет работать переводчиком и познакомится с молодым директором одной развивающейся немецкой компании.
— Она полюбит его всем сердцем и выйдет замуж? — улыбаясь сквозь слезы, поддержала я.
— Обязательно! И родит твоей маме и папе чудесную внучку. Они назовут ее Таней.
Я плакала, уже не скрываясь и не вытирая слез.
— Пусть она скажет, — срываясь, попросила я, — пусть скажет им, что очень по ним скучала, что она сильно их любит…
— Конечно! — Тея ткнула пальчиком в линзу. — Гляди! Она уже звонит в дверь!
Я с замирающим сердцем наблюдала, как мама вытирает испачканные мукой руки о передник и кричит папе, чтобы он открыл. Папа откладывает газету, идет к двери… и застывает на пороге.
— Маша! — говорит он, и мама кидается в коридор.
Девушка, точная копия меня, входит в квартиру и ставит на пол спортивную сумку.
— Я сдала сессию на «отлично»! — тихо, словно стесняясь, говорит она. — И так соскучилась по вам…
Они бросаются в объятия друг друга, тоже не сдерживая слез. Прозрачное окошко наполняется туманом, бледнеет и наконец гаснет. Остается одно — там, где сидит над люлькой коленопреклоненный Дитер.
Я тронула его изображение пальцем, провела по щеке.
— Я так тебя люблю, — прошептала я и обернулась к девочке: — И тебя люблю, моя маленькая Тея.
Она засветилась от радости, заулыбалась до ямочек на щеках и бросилась ко мне — не Оракул, не провидица — обыкновенный пятилетний ребенок.
Я обняла ее, чувствуя запах чистоты и сладостей. Поцеловала в темную макушку, она уткнулась носом в мою шею и засопела, крепко-крепко обнимая ручками.
— Я люблю тебя, мамочка, — прошептала Тея и погладила по волосам. — Но у тебя есть всего десять минут.
— Справлюсь, — ответно шепнула я.
— Тогда… ты готова?
Ответить я не успела. Тея стала таять, уменьшаться в моих руках, одежда исчезала, волосики на голове закручивались в пушок, и вот уже на моих руках не пятилетний ребенок, а младенец. Мирно закрыв глазки, малютка вздохнула и продолжила таять, прижимаясь к моему животу боком, пока не исчезла совсем. Я почувствовала наполнившее меня тепло — моя еще не рожденная девочка вернулась в люльку околоплодных вод, где ей придется проспать еще несколько месяцев.
Только бы успеть!
Чернота снова завертела меня в штопор, дернула вниз, и я почувствовала, как под ногами спружинил и отвердел паркет. Проморгавшись, увидела, что снова нахожусь в покоях Анны Луизы. Зеркало вращалось над моей головой, но уже гораздо медленнее, чем прежде. Над разломом в потолке, свесив удивленную морду, сидел Забияка. Так вот как капитан Фа попал сюда! Наверное, вместе с драконом прошел тайными ходами и явился в самый нужный момент.
Сам капитан стоял на одном мыске, пренебрегая всеми законами физики. Рядом в выпаде склонился Элдор. Лезвие ножа блестело, нацеленное в бок Фа Дэ-Мина.
Я первым делом выбила клинок из рук правителя, скрутила с его пальца перстень и вытащила пистолет. Дитер склонился над полом, защищая меня. Хотелось бы передвинуть его в сторону, но сил не хватало. Тогда я просто сунула ему перстень в ладонь, пистолет вложила в руки Ченга, а сама подняла валяющийся на полу шнур и связала Элдору руки. Потом прошла к постели, где лежала Анна Луиза, сдернула с ее шеи второй перстень и надела на свой палец. Присела над Умником, погладила по морде.
— Теперь мы победим, — пообещала я.
И время истекло.
В воздухе раздался громкий хлопок.
Капитан Фа вскрикнул, падая. Элдор дернул руками и зарычал, обнаружив, что связан.
— Ченг! — закричала я. — Держи его на мушке! Дитер!
Мой генерал полоснул по мне взглядом и все понял без слов. Подскочив, он взял Элдора за горло.
— Испепели его! — верещала Анна Луиза, напрасно ища перстень. — Испепели их всех! Убей! Отдай на корм древним богам и черным всадникам!
— Убью! — прохрипел и Элдор, одним рывком разорвав узлы. О, этот кентариец действительно был силен! — Берегись, тварь!
— Василиск, — холодно отозвался Дитер. — Так называют меня на родине.
Его глаза полыхнули золотом. Я отвернулась, на всякий случай закрывая лицо. Инстинктивно повторив мой жест, отвернулись и Ченг с капитаном Фа. А вот правитель Элдор не успел.
Я слышала, как завопила королева, осыпая всех нас проклятиями. Слышала шорох, с каким обычно катятся камни. Сквозь пальцы различила силуэт дракона, который спикировал вниз. Решив, что теперь можно, я оглянулась и не увидела Элдора — вместо него посреди комнаты стояла каменная статуя.
— О святые духи! — потрясенно прошептал Ченг.
Забияка хлестнул по статуе хвостом, и камень разлетелся крошкой.
— А это — для тебя, госпожа! — насмешливо сказал Дитер, выделив последнее слово.
Последовала еще одна золотая вспышка. Анна Луиза выгнулась и застыла, широко открыв рот, между ее губами стала скапливаться пыль, сами губы окаменели. Я встряхнула руками и прошлась по статуе молниями. Бывшая королева шумно рассыпалась в прах.
Пыль, камень и мусор — все, что осталось от кентарийских правителей.
— Победа! — закричал Ченг.
— Победа! — заорал и капитан Фа.
А Забияка подлетел к Умнику и обнял его крыльями.
— Как ты, приятель? — спросил он.
Умник приоткрыл сапфировый глаз.
— Не дождетесь, — пробурчал он. — Я еще на именинах погуляю.
Я засмеялась и вдруг почувствовала, как накатывает слабость. Колени подогнулись, голова наполнилась звоном, и я провалилась в темноту.
А пришла в себя уже в заботливых объятиях, и такой родной и близкий голос повторял:
— Пичужка? Очнись, родная! Ты в порядке? А малышка?
